1. Глава 1
Господи боже, как низко я пала. И всё равно глаз отвести не могу.
Подглядывать под любым предлогом неприлично, низко и недопустимо, а уж за сводным братом вообще беспросветное дно. Я бы незамедлительно дала знать о своём присутствии, но сейчас это наименьшая из возможных проблем.
Меня здесь быть не должно, поэтому надо выбираться отсюда. Немедленно! Если мачеха узнает, что я шастала по комнате её младшего сына – со свету сживёт. А эта красивая змея – Вероника меня обязательно выдаст.
Что они вообще здесь забыли?
– Ром, ну ты чего? – женский голос звенит раздражением.
Вероника – жена старшего из братьев – отворачивает лицо в сторону, уклоняясь от поцелуя.
– Что?
– Вообще-то, за стеной твоя мать накрывает праздничный стол, а ты опять пытаешься меня трахнуть?
– Ты уже четвёртый год моя жена. Думаешь. это кого-то сильно расстроит?
Меня! Меня расстроит. Прекратите немедленно!
Но в его взгляде пожар, а она с сомнением косится на дверь. Сдаётся.
– Ну, Ром... – звучит уже на полтона мягче. – Погоди ты... Чулки порвёшь...
Я расширившимися глазами смотрю как мой старший сводный брат толкает девушку к столу. Взъерошенный. Дерзкий. Сногсшибательный.
Длинными, по-мужски изящными пальцами нетерпеливо расстёгивает на себе рубашку, обнажая поджарый торс. В нашей семье не принято пренебрегать спортзалом, абсурдно так неоднозначно реагировать на молодое, подтянутое тело, но почему-то сейчас, при виде его тёмных сосков меня вдруг начинает знобить, как бывает в преддверии чего-то непоправимого.
Разум отвергает то липкое и тёплое, что хлынуло по венам, заставляя жадно впитывать каждое движение, закрывая рот непослушными руками.
А надо бы закрыть глаза.
Надо бы, ага. Я рассматриваю каждый сантиметр его гладкой кожи с той же неуёмной алчностью, с какой Рома расстёгивает свой ремень.
В последний раз он без футболки передо мной расхаживал ещё подростком. Стоит ли говорить, что к двадцати четырём годам Ромка возмужал... И чертовски похорошел... И вообще, нельзя о нём даже думать в таком ключе! Он женатый мужчина. Это грешно. Грязно. Табу.
Я отчаянно вжимаюсь в стойку с одеждой, словно пытаясь телепортироваться на кухню, где с минуты на минуту должны хватиться моей пропажи. Но конечно же продолжаю стоять на месте – за приоткрытой дверью в тесном закутке, приспособленном под гардеробную, куда успела юркнуть в последний момент, услышав звук приближающихся шагов.
Братья, а у меня их два – оба неродные по крови, но в то же время роднее кровной матери. И, похоже, наша связь намного крепче, чем мачехе того хотелось бы. Нас всегда тянуло друг к другу как магнитом.
– Ну Рома! – Вероника нервно ёрзает задом по столу, стараясь заглянуть ему за спину. – Вот скажи, неужели нельзя потерпеть до дома? А если кто-то войдёт?
– Это комната Макса. Здесь некому шастать.
Голос Ромы хрипнет, становится неузнаваемым, бьёт по телу разрядами крупной дрожи.
Я глубоко дышу, пытаясь усмирить взбесившийся пульс. Мысленно умоляю его прислушаться к Веронике. Пусть уходят. Пусть свалят прямо сейчас, пока не сотворили чего похуже. Ума не приложу, как потом смотреть родным в глаза, если они продолжат начатое. И момент когда можно было выйти безвозвратно упущен – Рома начинает приспускать штаны.
Вот теперь я зажмуриваюсь. Закрываю уши так крепко, что в голове гудит, но скрип стола и влажные звуки поцелуев просачиваются под ладони во всех деталях, как бы я ни старалась абстрагироваться.
Вот оно – наказание. За все плохие поступки положена расплата. Нужно было слушаться мачеху и не пытаться общаться с Максом за её спиной. Мы больше не дети. Девятнадцатилетней девушке нечего искать в спальне взрослого парня. Это неприлично! Даже если я зашла всего лишь оставить под его подушкой конфету с безобидной припиской на внутренней стороне фантика.
***
Рома
Никак не привыкну к ощущению, будто держу в руках льдинку. И ведь холодной Веронику не назвать. Стоит скользнуть ладонями под платье, отзывается моментально – шумно втягивает носом воздух, разводит шире ноги, закатывая глаза.
На этом вся её активность глохнет.
Максимум на что могу надеяться – скупые движения бёдрами навстречу и вид на сжатые в бледную полоску губы, отчего возникает едкое чувство, что Ника боится, забывшись, назвать меня другим именем.
С недавних пор я забил на попытки вывести интимную жизнь из режима игры в одни ворота. Энтузиазм погас, а близость перешла в механический супружеский секс. Я даю, она берёт – дышит рвано, позволяя мне делать всё, что хочу, достигает разрядки и, обмякнув, продолжает лежать тряпичной куклой. Даже не обнимет в ответ.
В общем, секс у нас откровенно паршивый. Но этот выбор я сделал сам, находясь в здравом уме, твёрдой памяти и под приступом юношеского максимализма. Решил, что смогу любить за нас двоих. Пока справляюсь.
Но молодой здоровый организм одной духовной пищей не накормишь.
В итоге веду себя как озабоченный подросток. Это бесит меня и раздражает жену настолько, что пар после ссор часто приходится спускать в одиночку, стимулируя свою и без того развратную фантазию. Что поделать, у Ники либидо на хилую четвёрку. Если оценивать по десятибалльной шкале. Чтоб затащить её в постель, нужно сперва в ноги челом трижды побиться. В идеале пока совсем не отшибёт желание.
Вот и сейчас меня трясёт от возбуждения, а Вероника губы сжала, глаза закрыла и ждёт. Снова.
Хочется встряхнуть её, чтобы аж зубы клацнули. Вот где она опять мыслями? С кем?
В воспалённом мозгу раздражение быстро уступает азарту. Молчаливое согласие уже считай удача. Не давая нам времени передумать, пытаюсь просунуть пальцы в задний карман... которого на месте не прощупывается. Отлично, мать твою.
В последний момент пришлось надеть брюки, потому что чистых джинсов дома не нашлось. Зато там остались такие необходимые сейчас презервативы! Ебучий закон подлости. На фоне задержки Ника на мои обещания прервать акт ещё нескоро поведётся. А меня разорвёт, если мы не займёмся делом. Здесь. Прямо сейчас. На этом столе.
– Эй, какого чёрта?! – Каким-то шестым чувством Вероника даже с закрытыми глазами ещё на старте просекает мою вольность.
Если бы не вторая неделя воздержания, ей-богу, у меня б уже упал. От её возмущённого вопля где-то в мозгу начинает хлопать в диски маленькая обезьянка.
– Перестань меня динамить, – цежу сквозь зубы, поплывшим взглядом прожигая резинку её чулок. – У нас есть своя квартира, есть машина, я работаю, ты доучилась. Назови хоть одну причину, почему мы не можем иметь детей? Я люблю тебя. Хочу растить нашего ребёнка, Ника!
– Мартышев, а не дохрена ли ты хочешь? – шипит она, одёргивая платье. – Когда делал предложение, был скромнее. Не заставляй меня жалеть, что ответила тогда согласием.
