Первые лучи солнца как обычно осветили сначала витую ручку на дверце кухонного шкафчика, затем переместились чуть ниже – на выложенную коричнево-бирюзовой плиткой стену. Спустя минут десять луч уже плясал на мраморной столешнице, где в ровный ряд были выставлены три белые кружки. Одна с изображением головы лошади, вторая – с закрученным в спираль диском солнца, а третья была расписана затейливой вязью.
Итону не хотелось нарушать целостность ряда, но он каждый день уговаривал себя продолжать следовать привычному ритуалу. Заварить чай с лимоном, налить его в кружку с мордой лошади, поставить ее на стол и приступить к завтраку.
Ритуал был привычным, а тишина в доме – нет.
Родителей не стало год назад, и он вроде бы понимал, что больше не услышит их голосов, не почувствует родные запахи и тепло их прикосновений, но все равно каждое утро ощущал тревогу, растерянно спускаясь на первый этаж, где было так непривычно пусто.
Итон отчего-то стал редко общаться с братом, его женой Аней и племянниками. Наверное, не мог слушать очередные соболезнования, ощущать на себе взгляды Энн, полные сочувствия. Не этого он хотел от нее.
На столе завибрировал телефон, и Итон, поколебавшись секунду, протянул к нему руку.
«Доброе утро! Парни только что проснулись, приглашаем тебя на завтрак, если ты еще не ел».
Аня часто писала ему после того, как они с Остином лишились родителей. После того, как Итон остался один. Может быть, просто жалела его.
«Спасибо, я уже завтракал».
Он бы очень хотел увидеть ее, но не всегда решался на это. Потому что не всегда мог справиться с эмоциями.
Итон отлично знал, что Остин считал его странным и нелюдимым. И наверняка дал Энн именно такую характеристику, но она ни словом, ни делом не показывала, что считает Итона чокнутым. Аня всегда была добра к нему.
А он любил ее больше всего в своей жизни.
Привычная работа в ангаре рядом с домом неизменно отвлекала его от тягостных мыслей. Он словно погружался в спасительный кокон, наполненный пряным ароматом древесины, сена и конюшни. К сожалению, после смерти отца Итону пришлось продать почти всех лошадей, оставив лишь двух. Он просто не мог больше справляться с ними в одиночку. Остин несколько лет как отошел от дел, полностью сосредоточившись на своей спортивной карьере. Итон же теперь занимался древесиной. Покупал или лично заготавливал спилы кедра, дуба и бука, создавал из них красивые предметы мебели, которые пользовались спросом. Итон полностью погрузился в любимое дело, которое еще и приносило ему неплохой доход.
И все же, несмотря на то, что он и правда не любил посторонних людей, не любил шум и суету, ему отчаянно не хватало близких людей рядом. Оказалось, что одиночество, которое он считал своим другом, – это не всегда хорошо.
День уже клонился к закату, а Итон вышел из ангара только раз, чтобы проверить лошадей. Закончив работу над небольшим аккуратным столиком, он запер дверь и неторопливо направился к дому. Взгляд его рассеянно перемещался по участку, показавшегося ему каким-то особенно сиротливым. Хотя Итон старался ухаживать за ним. Но, похоже, отец справлялся с этой задачей гораздо лучше сына.
Стоило ему миновать конюшни, как он услышал звук мотора. Вскинув голову, Итон увидел вдалеке небольшую белую машину. Он отлично знал, чье это авто…
Не прошло и минуты, как «хонда» остановилась около деревянного ограждения, и из машины вышла Аня. Тонкая белая рубашка, завязанная на талии в небрежный узел, черные джинсы и кремовые сандалии на платформе. Светлые волосы собраны в высокий хвост, и Итон остановил взгляд на ее правом ухе. Оно было проколото в трех местах, что придавало необычайно нежному облику Ани капельку озорства.
– Привет.
Ее искренняя улыбка стала причиной сбившегося дыхания Итона.
Аня знала, что он не любил, когда к нему прикасается кто-то, кроме родителей или племянников. Но она не знала, что ее объятий он жаждал больше всего на свете.
– Что-то случилось? – тихо спросил он, отводя глаза от ее лица.
– Все в порядке. Хотела заехать к тебе перед работой. Ты давно к нам не приходил… – Итон все же поднял на нее взгляд, и Аня сделала крошечный шаг к нему, не решаясь на большее. – Мальчишки часто спрашивают о тебе. Мы с Остином тоже скучаем.
И все же брат был прав. Итон и сам понимал, что его поведение не всегда можно назвать нормальным. Вот и теперь он понятия не имел, что должен был сказать Энн.
Но Аня, кажется, и не ждала от него проявления каких бы то ни было эмоций.
– Вот, – она протянула ему бумажный пакет. Итон поколебался пару секунд, но все же взял его. – Там кое-что на ужин. Хватит на пару дней.
– Ты не обязана.
– Знаю, Итон. Я делаю это по собственному желанию, а не по какой-то обязанности.
Он едва заметно кивнул, глядя куда-то в траву. В эти секунды он ненавидел себя. За то, что не мог нормально общаться с ней, не всегда мог спокойно посмотреть в карамельные глаза. Ненавидел себя за любовь к жене родного брата. За то, что сейчас, когда она уедет, а он вернется в опустевший дом, на его спину накинется тревога и примется рвать на части острыми когтями, вгрызаясь ядовитыми зубами в грудную клетку. Еще одна причина, по которой он не так уж часто звал Аню и Остина в гости. Не знал, когда такое состояние его настигнет…
– Спасибо.
Аня снова сделала пару шагов к нему, и теперь они замерли на расстоянии вытянутой руки. Она боялась подходить ближе, но в день похорон крепко обняла Итона, шепнув слова, которые он запомнил, кажется, на всю жизнь.
«Я всегда рядом».
Он и сейчас нуждался в ее руках на его теле. Он хотел этого так сильно, что все его мышцы напряглись, словно желание пыталось прорваться наружу, раз уж он не мог попросить ее об этом вслух.
– Ладно, я поеду. Не буду тебя отвлекать.
Итону показалось, что голос Ани прозвучал несколько расстроенно. Она уже повернулась спиной, собираясь вернуться к машине, как он не сдержался и тихо, но быстро произнес:
– Ты не отвлекаешь. Может быть… сыграем когда-нибудь в шахматы?
И снова он посмотрел прямо ей в глаза. На это он решался все чаще.
Аня мягко улыбнулась, сцепив ладони в замок.
– Конечно. С удовольствием. Я напишу тебе, ладно?
Она не звонила, зная, что он не любил разговоры. Но не зная, что к ней это не относилось.
Итон кивнул, с тоской глядя, как Аня садится в машину и уезжает. Она помахала ему на прощанье, и только когда «хонда» отъехала достаточно далеко, Итон сделал судорожный вдох, наполнивший его легкие кислородом.
Оказывается, до этого он едва дышал.
