Кейт Куинн - Императрица семи холмов

Когда мне было тринадцать, астролог предсказал, что когда-нибудь я буду командовать легионом и мои солдаты будут называть меня Верцингеториксом Красным. Астрологи, как известно, великие мошенники, но этот маленький тщедушный человечек оказался прав во всем. Я получил и прозвище, и легион, хотя на это ушло гораздо больше времени, чем следовало.

Но почему он ничего не рассказал мне о самом главном? Отчего не сказал, что императоров можно любить, а вот императриц – только бояться? Почему умолчал, что мне будет приказано убить своего лучшего друга и приказ этот прозвучит из уст того, кто был мне ненавистен? И почему, о, боги, даже словом астролог не заикнулся про девчонку в голубой вуали, которую я встретил в тот самый день, когда услышал эти предсказания?

Про эту сучку. Впрочем, как я мог это знать? Тогда мы оба были детьми: я – тощий мальчишка-раб, она – красивая юная патрицианка в голубой вуали и в синяках (почему, это уже другая история). Она первая, кого я поцеловал, и у нее были нежные, сочные губы. Позднее, когда я, будучи взрослым, снова встретил ее, воспоминание о них было столь сильно, что я, признаюсь, утратил бдительность. Если этот астролог был настолько хорош, почему он не предупредил, что я должен остерегаться ее?

«Опасайся девчонки в голубом!» Ну что стоило ему сказать эти слова? Мне же, скажу я вам, спустя годы пришлось заплатить за это ох какую высокую цену!

Но я забегаю вперед. Мое имя – Верцингеторикс. Викс для друзей, Красный для моих солдат и «вонючий плебей» для моих врагов. Я служил четырем императорам – одного лишил жизни, второго любил, с третьим подружился и, наверно, зря не убил четвертого. Я – Верцингеторикс, и мне есть, что вам рассказать.

Не стану утомлять вас долгим предисловием. Начало моей жизни вряд ли можно назвать блистательным. Моя мать была рабыней, отец – гладиатором, и ниже этого пасть невозможно. Если вы любитель гладиаторских боев в Колизее, то вы точно слышали о моем отце, но раскрывать его имя я не стану. Пусть все думают, что он мертв, его самого это устраивает. В конце концов он поселился на вершине горы на самом севере Британии, где истязает клочок земли, который называет садом, и совершенно счастлив. Моя мать тоже счастлива. Она поет за работой и производит на свет детей, чтобы заполнить дом, подаренный императрицей в знак благодарности за кое-какую услугу (какую именно, я не скажу). Прожив на родине отца почти пять лет, – тем более что мне стукнуло восемнадцать, – я, скажу честно, порядком заскучал.

Нет, в Британии было куда лучше, чем в Риме. Но я привык к приключениям, а в доме на горе, полном детишек, какие могут быть приключения? Кроме того, по соседству с нами жила девушка, которая положила на меня глаз, и пару раз мы с ней неплохо позабавились за сараем, но я не собирался жениться на ней. Мне же было страшно подумать, что меня ждет, если я буду вынужден подчиниться воле отца, если тот решит, что я должен на ней жениться. В свои восемнадцать я был рослым парнем, однако отец был крупнее, сильнее и выше. И хотя я неплохо владел оружием, выстоять в поединке с ним шансов у меня не было. Поэтому я решил покинуть отчий дом и направить свои стопы в Рим, центр мироздания. Отец отнесся к этому решению скептически, однако дал мне амулет, призванный оберегать мою жизнь, а заодно и кошелек с деньгами, предназначенными для моего пропитания. Мать плакала, но, скорее всего, потому, что вновь была беременна.

Нет смысла описывать мое путешествие. Оно было долгим и не слишком приятным. Содержимое кошелька я проиграл подлому армяшке-матросу, который жульнически обставил меня в кости. И не раз во время сильной качки я был вынужден распрощаться с ужином. Ненавижу корабли. До сих пор ненавижу. И все же я добрался до Рима.

Моим родителям ненавистно само слово Рим. Что неудивительно, если знать, что выпало на их долю в этом городе. Но стоило мне сойти на берег с борта нашей вонючей посудины и глубоко вдохнуть здешний воздух, как я понял, что оказался дома.