Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме

Империя. Роман об имперском Риме
Название: Империя. Роман об имперском Риме
Автор:
Жанры: Современная зарубежная литература | Историческая литература
Серия: The Big Book
ISBN: Нет данных
Год: 2016
О чем книга "Империя. Роман об имперском Риме"

Идут годы, сменяются столетия, а Рим стоит. Пережив страшные пожары, безумства Калигулы, помпезный расцвет времен Нерона, преодолев террор Домициана, благоденствуя в эпоху «хороших» императоров, римское государство продолжает развиваться, прирастая новыми провинциями и осваивая новые области мысли. И на протяжении всей истории Древнего Рима разворачивается линия рода Пинариев: один из них был предсказателем-авгуром, другой принял христианство, третий избрал стезю ваятеля, преображая облик Вечного города, – и каждого хранил волшебный талисман, фасинум, передаваемый от отца к сыну из поколения в поколение.

Продолжение романа «Рим» знаменитого американского писателя-историка Стивена Сейлора дарит новую встречу с яркими потомками героев предыдущей книги, которые по-своему перекраивают судьбу Римской империи, во многом определяя развитие современной цивилизации.

Впервые на русском языке!

Бесплатно читать онлайн Империя. Роман об имперском Риме


Steven Saylor

EMPIRE: THE NOVEL OF IMPERIAL ROME


© А. Смирнов, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016 Издательство АЗБУКА®

* * *

Памяти Майкла Гранта

История может только увековечивать мифы.

Гюстав Лебон. Психология народов и масс


Римские месяцы и дни

Римские месяцы: януарий, фебруарий, мартий, априлий, май, юний, юлий (в честь Юлия Цезаря), август (в честь императора Октавиана Августа), септембер, октобер, новембер и децембер.

Первое число каждого месяца именовалось «календы». На 15 мартия, мая, юлия и октобера, а также на 13-е число остальных месяцев приходились иды. За девять дней до ид имели место ноны. Римляне определяли даты путем обратного счета от календ, ид и нон включительно. Так, например, наше 9 июня называлось пятым днем перед юнийскими идами.

Часть I. Луций. Толкователь молний

14 год от Р. Х.

Луций резко проснулся.

Ему привиделся сон. Там не было земли, только темное пустое небо, а за ним – невообразимо бескрайняя небесная твердь с яркими звездами. Их не заслоняла ни единая тучка, и все же там сверкали молнии, всполохи без грома, беспорядочные слепящие вспышки, освещавшие огромные стаи птиц, что внезапно заполнили темные небеса. Стервятники и орлы, вороны и во́роны, все мыслимые разновидности пернатых, которые парили и били крылами, но создавали не больше шума, чем беззвучные молнии. Сон поверг его в недоумение и смятение.

Теперь, пробудившись, Луций расслышал далекое рокотание грома.

Он различил и другие звуки, которыми полнился дом. Рабы уже принялись за обыденные дела, разжигая кухонный очаг и отворяя ставни.

Луций спрыгнул с постели. Его комната с балкончиком, откуда открывался вид на запад, находилась на верхнем этаже. Внизу лежал склон Авентинского холма. Ближайшие здания, тянувшиеся вдоль гребня, были просторны и сработаны на совесть, как и его родной дом. Ниже теснились постройки поскромнее, жилые хибары и ремесленные мастерские, а еще дальше начиналась равнина с большими зернохранилищами и складами, лепившимися к Тибру. У реки город заканчивался. Леса и луга на другом берегу были разделены на частные имения богачей и простирались до дальних холмов и гор.

До чего же ненавидела этот вид его мать! Рожденная в зажиточном семействе рода Корнелиев, она выросла в доме, находившемся на другой, более фешенебельной стороне Авентина, он был обращен к огромному, расположенному ниже Большому цирку, увенчанному храмами склону холма Капитолийского, а прямо напротив – к величественному Палатинскому холму, где жил император. «Помилуйте, да с нашей крыши, – говаривала она, – я в детстве видела дым капитолийских жертвенников, наблюдала за гонками на колесницах, а иногда даже случалось разглядеть самого императора, который прогуливался по террасе!» («Все сразу, Камилла?» – добродушно подтрунивал над нею отец.)

Однако для Луция этот пейзаж был родным. Именно такой Рим представал перед ним в окне спальни все двадцать четыре года жизни: смешение богатства и нищеты (последней много больше); рабы здесь безостановочно гнули спины, размещая в огромных складах зерно и товары, изо дня в день прибывавшие по реке из бескрайнего дальнего мира – мира, принадлежащего Риму.

Май выдался дождливым, и нынешний день обещал быть не лучше. В тусклом свете зари, пробивавшемся сквозь облака, Луций видел, как раскачиваются на берегу Тибра кипарисы. Неистовые ветры были теплыми и пахли дождем. На горизонте собрались черные грозовые тучи, озаряемые молниями.

– Отличная погода для гадания! – пробормотал Луций.

Его комната была обставлена скудно: узкая постель, единственный стул без спинки, шкафчик, набитый свитками со времен ученичества; зеркало на сияющей медной подставке и несколько сундуков с одеждой. Луций открыл самый богато украшенный и бережно извлек оттуда особое облачение.

Обычно он дожидался раба, который помогал ему одеться, – уложить складки в нужном порядке не так-то легко, – но сейчас ему не терпелось. Сегодняшний наряд отличался от простой тоги, что Луций надел в семнадцать, став мужчиной. Трабея – особая одежда, которую носили только авгуры, члены древнего священства, обученные прорицать волю богов, – была не белой, а шафранового цвета с широкими пурпурными полосами. Луций прикоснулся к ней впервые в жизни, не считая примерки, когда портной подгонял наряд под него. Новая шерстяная ткань была мягкой, плотной и благоухала свежим красителем из пурпуроносных моллюсков.

Облачившись, Луций старательно уложил складки как подобает. Взглянул на себя в медное зеркало и снова вернулся к сундуку. Теперь он достал тонкий, слоновой кости посох, который заканчивался небольшой спиралью. Литуус[1] был семейной реликвией, давно ему знакомой; Луций провел бессчетные часы, упражняясь с ним и готовясь к нынешнему дню. Но сейчас он взглянул на литуус свежим взором, изучая замысловатую резьбу: вся поверхность посоха была украшена изображениями воронов, ворон, сов, орлов, стервятников и цыплят, а также лис, волков, лошадей и собак – всех тварей, по поведению коих опытный авгур толкует волю богов.

Луций вышел из спальни, спустился по лестнице, пересек окруженный перистилем[2] сад в центре дома и шагнул в трапезную, где мать и отец, откинувшись на ложе, ожидали, пока раб подготовит все для завтрака.

На матери была простая стола[3], длинные волосы еще не убраны в дневную прическу. Она подалась вперед:

– Луций! Зачем ты уже облачился в трабею? Нельзя же в ней завтракать! А если чем-нибудь капнешь? До церемонии еще несколько часов, сначала мы посетим термы. Вас с отцом побреют…

– Матушка, – рассмеялся Луций, – я просто поддался порыву. Конечно, я не собираюсь в ней завтракать. Но скажи, как я тебе нравлюсь?

– Ты великолепен, Луций, – вздохнула Камилла. – Такой же красавец, как и твой отец в трабее. Правда же, милый?

Отец Луция, всегда сохраняющий строгость сообразно своему статусу патриция, сенатора и родственника императора, ограничился кивком.

– Наш мальчик хорош собой, но трабею надевают не для красоты. Жрец должен нести свое облачение, как и литуус, с достоинством и значительностью, приличествующими посреднику богов.

Луций расправил плечи, задрал подбородок и выставил литуус:

– Что скажешь, отец? Хватает ли мне достоинства?

Луций Пинарий-старший изогнул бровь. Юный Луций по-прежнему часто казался ему мальчишкой, и особенно сейчас, в жреческом облачении, но с кое-как заправленными складками, точно дитя во взрослом наряде. Двадцать четыре года – слишком мало для вступления в коллегию авгуров. Пинарий-старший удостоился этой чести только на пятом десятке. Юный же Луций, красивый, с широкой улыбкой и черными, еще взъерошенными со сна волосами, едва ли соответствовал привычному образу морщинистого, убеленного сединами прорицателя. Однако юноша происходил из древнего рода авгуров и в ходе учебы проявил замечательные способности.


С этой книгой читают
Восьмидесятые годы двадцатого столетия. В маленьком шотландском поместье ожидается большое событие – сентябрьский бал в честь совершеннолетия дочери хозяев. На торжество должно съехаться множество гостей. У каждого из них своя история жизни – со взлетами и падениями, любовью и предательством, недоразумениями и недоговоренностями, семейными праздниками и семейными тайнами. И все эти истории неспешно разворачиваются на фоне прекрасных, незабываемых
В один прекрасный день английская супружеская пара совершила то, о чем мечтают многие, но не решаются: отметя все доводы благоразумия, они купили старый фермерский дом на юге Франции и начали совершенно новую жизнь, полную гастрономических радостей, неожиданных открытий и смешных приключений. Первый прожитый в Провансе год оказался настолько богат яркими впечатлениями, что вдохновил Питера Мейла на создание книги, мгновенно ставшей международным
Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл
По воле случая перед Рождеством в старом провинциальном доме собирается пестрая компания – пятеро человек разного возраста, разных занятий и интересов. Один пережил тяжкую утрату, у другой разбито сердце, третий на грани развода… В общем, у каждого свои горести и печали. Но может, их развеет тепло горящего камина, аромат только что сваренного кофе и дальний рокот прибоя? Пять историй сплетаются в одну рождественскую сказку, тихую, как падающий сн
В этой эпической саге о Древнем Риме рассказывается об истории города и его жителей на протяжении целого тысячелетия – от основания города до тех времен, когда он стал столицей самой могущественной империи в мире. Рим знал величайших героев и правителей, но также и величайших предателей и злодеев. И свидетелями его бурной, изменчивой истории, порой играющими ключевую роль в событиях, стали представители двух первых римских семейств. Один из них б
В 1950 году в Риме появляется газета, плод страсти и фантазии одного мультимиллионера. Более полувека она удивляет и развлекает читателей со всех уголков света. Но вот начинается эпоха интернета, тираж газеты стремительно падает, у нее до сих пор нет собственного сайта, будущее выглядит мрачным. Однако сотрудники издания, кажется, этого не замечают. Автор некрологов имитирует страшную занятость, чтобы не работать. Главный редактор обдумывает, не
1635 год. Исландия – это все еще средневековый мир, где правят суеверия, нищета и жестокость. Ученые пытаются разгадать секреты единорогов, обыкновенные люди втайне поклоняются Деве Марии, по земле ходят мертвецы, а неугодные книги могут легко отправиться в костер. В таком мире живет Йоунас Паульмасон, поэт, целитель и ученый, осужденный на изгнание за еретические учения и распри с местными властями. В ссылке на пустынном острове он вспоминает, к
Автобиографическая трилогия «Из Ларк-Райз в Кэндлфорд» – ностальгическая ода, воспевающая жизнь провинциальной Англии Викторианской эпохи, рассказанная от лица девочки Лоры, выросшей в деревушке Ларк-Райз на севере Оксфордшира, а затем, еще подростком, устроившейся работать в почтовое отделение в близлежащем городке Кэндлфорд-Грин. Эти полулирические-полудокументальные воспоминания очаровывают искренностью повествования и простотой деревенских нр
1870 год. В штате Огайо идет перепись населения. Древняя как мир темнокожая старуха дремлет во дворике небольшого домишки. Скучающий переписчик фиксирует ее ответы на вопросы. Имя: Мариам Присцилла Грейс… бывшая рабыня. Родилась: в 1758 году, а может, и раньше, место рождения… Из памяти старухи поднимаются давно забытые воспоминания: с родовых врат, с собственного непроизносимого имени раскручивается причудливая спираль жизней мамы Грейс, наполне
Раньше Граня никогда не обманывала маму. Она вообще делала все, что та просила: участвовала в опросах, заполняла анкеты, которые мама клала ей на стол, читала книги, которые та приносила и настоятельно рекомендовала прочитать и оценить. Гране даже льстило то, что мама – известный критик детской литературы – прислушивается к ее мнению. Но все когда-то случается в первый раз. И вот девушка вынуждена тайком отправиться на кастинг певцов в новый мюзи
Небольшое произведение «Толкование на 50-й псалом» блаженного Феодорита, епископа Кирского (373–466), является выдержкой из его крупного труда «Толкование на сто пятьдесят псалмов». Данный 50-й псалом или, как его принято называть, покаянный, хотя и был произнесен святым пророком Давидом по конкретному поводу, но, несомненно, стал наиболее ярким выражением покаянного настроения всякой кающейся пред Богом души в любую эпоху. С этим связано и часто
Поэтический сборник включает в себя гражданскую, любовную и философскую лирику; именно поэтому книга состоит из трех актов – «Надвигается шторм», «Наваждение» и «Береговая линия».Содержит нецензурную брань.
Поиск внеземных цивилизаций, любовь и дружба, трудовые будни учёных, в которые вплетается фантастический сюжет, – об этом (но не только) рассказывается в этой ностальгически-фантастической книге. Действие начинается в Москве в 80-е годы прошлого века, а продолжается… Об этом узнает читатель, который осмелится окунуться в атмосферу творческого поиска вместе с главными героями.