Бенедикт бежал с максимальной скоростью, на которую был способен. Особняки, деревья, фонари пролетали мимо, сливаясь в полосы. Он молниеносно огибал все преграды и слышал, как в небе почти бесшумно хлопают крылья одного из его преследователей. Запахи двоих других он чувствовал. Они приближались. А Бенедикт уже едва держался на ногах. Потраченные силы уже приближали его к этому противному чувству всепоглощающего голода, когда все мысли только об одном – как его утолить. Бенедикт совершенно не хотел превращаться в тупоголовое голодное животное. Но преследователи именно этого и ждали. Когда его способность думать отключится, он ошибётся. Тогда они нагонят его и… «А может и хватит?» – вдруг подумал Бенедикт. «Может и достаточно уже?» Инстинкты его сантиментов не одобряли. Организм умирать не собирался. Наверное, в этом и есть основное сходство человека и вампира. Еды и потребителя.
Запах правого преследователя отклонился от прямого курса погони. Бенедикт решил, что это может сыграть ему на руку. Он взял правее, чтобы проскочить в открытую брешь. И да, это было ошибкой. Он чётко отслеживал запахи своих сородичей, совершенно не обращая внимания на запахи людей. Их было много. В это время и в этом городе у людей не было другого развлечения, как прохаживаться по улице под фонарями и обмениваться любезностями. Слишком поздно он сообразил, что пятеро молодцев на его пути пахнут страхом и отчаянной решительностью одновременно. Он влетел в сеть, разметав смертных. Сеть впилась в него редкими, но от этого не менее болезненными серебряными звеньями, замедляя его движения. Под ноги полетели бочки и ящики. Он споткнулся. Но не упал, просто замедлился на долю секунды, чтобы не грохнуться в грязь лицом. Этого было достаточно. Сверху спикировал преследователь, размахивая серебряной цепочкой с грузилом на конце. Резко выкинув руку вперёд, он послал свой снаряд к Бенедикту. Цепь обмоталась всего в полтора оборота. Бенедикт резко выдохнул от боли. И тут его нагнали. «Ну, вот и всё. Живым не оставят», – подумал Бенедикт и криво усмехнулся каламбуру. В известном смысле живым он не был уже давно.
Резко пахнуло зловонным человеческим перегаром, потом и всё той же решительностью вперемешку со страхом. «Держи его, братцы!» – раздался пронзительно высокий голос. – «Счас я его и упокою!» Бенедикт увидел приближающегося обладателя визгливого голоса с колом в одной руке и деревянным молотком в другой. «Таким не то, что кол, сваю в порту забить можно», – с ясностью подумал он. Остриё уже маячило прямо перед ним. Рука с молотком медленно рванулась вверх в замахе. «Гляди-тко! Его уж и церковники пометили! Смотри, на правом бельме крест отжёгся!» Со всех сторон посыпалось: «А, курва – мать! Бей его, Додо! Давай! В глаза не смотри!» Бенедикт напрягся и пропел вслух тягуче и ласково: «Сейчас ты меня отпустишь». Рука с колом приближалась. «Чёрт, уши заткнул. Предусмотрительный». И вдруг всё стало расплывчатым, как в тумане. Почувствовав лёгкость и освобождение от боли серебра, Бенедикт потерял сознание, успев напоследок подумать: «Вампиры ведь в обмороки не падают».
Ощущение реальности приходило быстро. На всякий случай Бенедикт решил не открывать глаза сразу. Он аккуратно принюхался, уловил запах свежего луга – множество трав и полевых цветов. Лёгкий аромат белого вина из завяленного винограда, явно познавшего не только бочку, но и весьма знающего винодела. Запахов вампиров или людей не было. Хотя чьё-то присутствие явно ощущалось. Скорее по лёгкому мановению ветерка, который трепал ткань рукава и полы одежды.
– Господин герцог Бенедикт Ойген Теофраст Альберт фон Бругенгейм, соблаговолите открыть глаза, – послышался мягкий бархатный тихий, но очень мелодичный голос. – Я чуть было не сказал «вы среди своих». Однако не стану кривить душой. Мы с вами совершенно не «свои», к сожалению, или к счастью. Да вы это и сами понимаете по запахам. Сказать, что вы «среди друзей» я тоже не могу. Мы с вами не знакомы. Поэтому просто скажу, что вы вне опасности. Так что открывайте глаза и занимайте более удобное положение для беседы.
Бенедикт открыл глаза и огляделся. У него возникло странное чувство. С одной стороны, он понимал, что находится в замкнутом пространстве, с другой – пол был мягкой поляной из нетронутой травы и цветов, которые причудливо возвышались то тут, то там всевозможными пригорками и камнями, как бывает только в дикой природе. «Будь у меня богатая фантазия, я бы представил, что здесь должны петь птицы», – подумал он. Хозяин голоса сидел, вытянув ноги и откинувшись назад, в импровизированном кресле из пригорков: один служил ему седалищем, второй – спинкой, а третий подлокотником. Фигура была закутана в лёгкий чёрный, по ощущениям, шёлковый плащ. Низко надвинутый капюшон совершенно скрывал лицо и выглядел странно непропорционально – создавалось впечатление, что лицо собеседника было раза в два шире – как будто кто-то приплюснул его голову. Бенедикт сел, скрестив ноги. В этот же момент под спиной вырос бугорок, на который можно было опереться. Второй возник явно для того, чтобы играть роль подлокотника. Бенедикт устроился поудобнее и продолжал молчать.
– Кстати, герцог, какое из ваших фамильных имён вы предпочитаете в обращении в душевной беседе с хорошими знакомыми? Видите ли, именно такая нам и предстоит.
– Бенедикт.
– О, я сражён вашим самообладанием! – незнакомец громко и открыто рассмеялся, слегка откинув голову назад. Но Бенедикт так и не смог ничего разглядеть под капюшоном.
– Ваше любопытство сейчас будет удовлетворено, Бенедикт. Я предпочитаю, чтобы меня называли Саганом. Это мои апартаменты. И вы совершенно правы – это просто отдельные покои, хотя создаётся иллюзия открытого пространства. Дикой природы, так сказать. Я к ней неравнодушен.
– Вы читаете мысли?
– Конечно, нет! В данный момент. Хотя мне это и не сложно. Просто я люблю угадывать. Я предположил, что будь на вашем месте и в вашем положении (сейчас я имею в виду вашу сущность) я бы первым делом подумал именно об этом. Видите? Угадал! Это нас несколько сближает.
– Не вижу чем, сударь, – Бенедикт избегал называть хозяина по имени.
– Хотя бы тем, что я могу мыслить как вы, дорогой герцог, – вернул безыменную любезность странный господин. – Сейчас я открою вам внешность, а уж потом и свою сущность. До сих пор я этого не сделал лишь из любезности к вам. К неожиданностям лучше привыкать постепенно.
Хозяин откинул капюшон. А затем и вовсе откинул плащ в сторону. Бенедикт несколько удивился. Лицо Сагана было чётко очерченным, несколько узковатым. Все черты выделялись: крылья носа, складка на подбородке под живыми и ироничными губами, изогнутые прямым углом густые брови над зелёными глазами. А из лба, почти незаметно переходя из кожи в твёрдое состояние, росли крутые, красиво изогнутые рога. Уши были чуть заострённой формы. На лице растительности почти не присутствовало. А вот мускулистый жилистый торс довольно густо зарос курчавой коричневой растительностью, переходящей в сплошной покров от линии бёдер и ниже. Ноги заканчивались копытами. Ухоженными и полированными.
