За тысячелетие, прошедшее с последнего моего визита, Шагрон изменился. О, нет, у него не появилось третьей Сестры-луны, не восстали из морских вод новые континенты, и не рассыпались прахом величественные и не очень горы. Так же шелестели кронами леса, перекатывались, подобно волнам, степные травы, пели в небесах птицы. Никуда не делся и протянувшийся с юга на север Лесной Предел – раньше он, конечно, назывался совсем иначе.
Воздух, земля, люди – всё осталось в точности таким же. А вот сам мир – изменился.
Канули в небытие останки прежних государств, безжалостное время не сохранило даже памяти о них. Заросли сорной травой некогда широкие и торные дороги, рассыпались в прах дворцы, соборы и башни прежних городов. Исчезли, погребённые под слоем плодородной почвы, деревеньки крупные и малые, сгнили деревянные остовы брошенных на мелководье кораблей.
На руинах прошлого вознеслись к небу новые сёла и города, по совсем иным местам зазмеились мощённые гладкими каменными плитами тракты. Появились государства, чьи названия были мне незнакомы, а иной раз даже вызывали оторопь своими простецкими и незамысловатыми наименованиями – вроде тех же Степных Вольниц или Озёрного края.
Это был всё тот же мир – мир, которому я некогда покровительствовал. Но, вернувшись сюда после тысячелетнего отсутствия, я потерялся в этом совершенно незнакомом мне месте.
Теперь я понимаю – не следовало оставлять Шагрон без внимания. Нет, вовсе не из-за того, что он, в отличие от всех прочих обитаемых миров, хранит в своём чреве. Просто он изменился слишком сильно, а я… Я даже не заметил, как это произошло. И теперь он стал мне чужим. Равно как и я – ему.
Сила, прежде скользившая сквозь Порталы полноводной рекой, бурная, страстная, покорная сила, которую можно было черпать полной горстью и лепить всё, что только заблагорассудится, теперь стала иной – тугой, неподатливой и своевольной. Простейшие заклинания рассыпались бестолковыми обрывками, мыслеформы – чёткие и филигранно точные, – срабатывали в сотни раз слабее, чем должны были. Преобразованная Порталами сила совсем не желала меня слушаться, она по-змеиному выскальзывала из пальцев, была не глиной, а неподатливым желе, из которого не то, что лепить, а даже и в руки взять сложно.
Я пробовал и так, и эдак. Плёл заклятья, рождённые в Шагроне и за его пределами, смешивал магию жеста с магией мысли и даже с магией символов, пытался брать силу прямо из-за Грани, минуя преобразователи-Порталы – всё тщетно. Я, Странник, проживший многие тысячи лет, повидавший сотни миров, изучивший и освоивший неисчислимое множество самых разнообразных техник плетения заклинаний, вершитель судеб не только Шагрона, но и иных мест, придя сюда, вдруг оказался беспомощен, словно новорождённый младенец.
Справедливости ради надо сказать, что нечто подобное случалось со мной и раньше. Поток силы неравномерен, в миры с Порталами его попадает больше, в мирах без Порталов он может быть подобен слабому ручейку, которого не хватит даже на самые простые чары. Это естественный миропорядок – то, что за Гранью разлито в свободной, ничем не ограниченной форме, попадая в мир, должно эту форму обрести. И Странникам тоже приходится подстраиваться – где-то мы почти не теряем в собственной мощи, где-то становимся несколько слабее, чем на межмировых тропах. Есть и такие миры, где приходится подстраиваться под хитрые выверты преобразованной силы, создавая новые заклинания или до неузнаваемости изменяя старые. А бывают и те, где магия и вовсе не работает.
Но здесь, с силой происходило нечто, чему даже я не сразу смог придумать объяснение. Сила была, и много, неожиданно много для мира, чьи Порталы давно закрыты. Но она сопротивлялась, да так отчаянно, словно сама плоть Шагрона восставала против моего присутствия в нём.
Лишь много позже, успев покинуть степи и вступив на земли Империи (местные жители иногда звали её Закатной, что, конечно, мало соответствовало истине – ибо занимала она далеко не весь материк и даже не большую его часть), я догадался, в чём дело.
Абсолют. Ему не нравилось моё присутствие. Точно пёс, выученный на охрану, он предупреждал – уходи, пока не поздно!
И в любом другом случае именно так я бы и поступил – ни к чему тревожить такую силу почём зря. Но не теперь. Девчонка, призванная Абсолютом, в сущности – совершенно обычное дитя короткоживущего человеческого рода. Откуда ей, по рождению своему подверженной всем людским слабостям и соблазнам, взять сил и мудрости, чтоб достойно распорядиться его мощью? Да что девчонка, разве те же огненноглазые эйо лучше? По человеческим меркам их жизнь длинна, но и она имеет свой предел. Откуда им взять знания и силы, что те же Странники копят многие эоны своей бессмертной жизни?
Пожалуй, лишь драконов – крылатых владык Шагрона, плоть от плоти и суть от сути этого мира, я мог бы признать равными себе. Но и у них была своя слабость – их избранницы, их ta’ane. Женщины, сопровождавшие драконов, давали им силу одним только своим присутствием – и отбирали её, если случалась трагедия. Нет, даже им я бы не доверил Абсолют.
Впрочем, к чему это я веду сам с собою философские беседы – будто оправдываюсь? Я знаю наверняка – человеческие руки недостойны владеть Абсолютом. А значит, девчонку, ставшую его избранницей на сей раз, следует как можно скорее отыскать и отправить навстречу судьбе. Желательно, вместе с братом и членами его учебной квинты.
Но найти зеленоглазую егозу мне никак не удавалось, как, впрочем, и остальных. Не исключено, что Абсолют защищал их. Да и текущая сквозь Шагрон сила была чужда мне, она требовала полного пересмотра всех привычных мне заклинаний, а это заняло бы слишком много времени. А медлить, меж тем, было категорически нельзя.
Осознав это, я мудро сменил тактику. Ведь там, где не работает магия, полезными могут оказаться и менее изящные способы добывания сведений. Слухами, как говорится, земля полнится.
О, сколько деревень, поселений и крохотных городишек, чьи названия я даже не пытался запомнить, увидел я за то время, что скитался по землям Заката, тщась отыскать следы девчонки. Я исшагал Империю от южных её границ до северных и от Внутреннего моря до Лесного Предела, изучая этот старый и одновременно совершенно новый для меня мир. Я говорил с людьми, собирая досужие сплетни, я пил в местных харчевнях и, словно простой путник, ночевал на сеновалах у молодых и не очень вдов, платя за постой нехитрой помощью – поколоть дрова, подлатать прохудившуюся крышу, почистить засорившийся колодец. За тысячи лет своего могущества я не разучился работать руками и не преисполнился брезгливости к сему труду.
