Он был сексуально озабочен. Он чисто по-французски обхаживал каждую ножку табурета, скуля и подвизгивая, когда был обойден вниманием и лаской. Но такое случалось редко – за неделю пребывания в доме у Александры Биби привык не только к новым в его рационе творогу и морковке, но и к тому, что обе женщины – одна, знакомая ему, и другая, постарше и построже, с которой старалась не спорить даже Александра, – суетились вокруг него и старались исполнить его желания. Впрочем, многие из них ему самому были до сегодняшнего дня неизвестны. Вот, например, его выводили гулять. И это совершенно особенное разделение дня на до-гуляния и после он постигал впервые. Там, дома, вернее, то, что он раньше считал домом, все выглядело гораздо проще: проснулся, обрадовался наступлению нового дня – и вперед, к свету, на волю. Дверь всегда открыта, сад в его распоряжении, да и компания подобралась неплохая: он стал третьей собакой в семействе. И Биби скатывался кубарем по лестнице, чтобы в нескончаемом счастье с утренним лаем помчаться по двору, распугивая на своем пути кур, всклехтывающих в разные стороны…
Из памяти очень быстро стерлись первые месяцы после рождения, случайный, как он думал когда-то, визит в зоомагазин, откуда его и привезли в тот самый дом с садом. Он, конечно, не знал, что стоил 500 евро и что покупка его стала огромным событием в скромной бюджетной жизни семьи. И еще он даже не догадывался, что похож на мохнатого игрушечного медвежонка. А ведь именно этим Биби завоевал сердце и кошелек дамы, которая, увидев его удивленную лохматую мордочку в окне магазина, остановилась, а потом послала сына его немедленно купить. Белый тибетский терьер – это не шутки! Но ничего этого Биби не дано было ни помнить, ни понять. Он был собакой, для которой каждый день наполнен самыми радостными открытиями и глубокими, но короткими переживаниями.
Он научился, видимо, благодаря каким-то глубинным генетическим воспоминаниям, терпеливо ждать, когда строгая женщина или сама Александра достанет поводок и скажет заветное слово «гулять». Звуки эти женщины произносили тоже как-то по-другому, иначе, чем его прошлая хозяйка. Вернее, Александра все же пыталась ей подражать вначале и говорила ему уже понятные слова: «Allez! Reste içi! Voilà, manges!» Но потом все изменилось, и самые важные слова ему стали близки на другом языке. Впрочем, какая разница: было бы дело, а как назвать – вопрос десятый. Да и эти странно шипящие звуки, с которыми его гладили, почесывая между ушами, давали еду и доставали любимый поводок, были такими нежными, такими волнующими…
Он был воспитанным щенком. В свои неполные 9 месяцев его врожденный такт, воспитанный в его предках обитателями тибетских монастырей, не позволял капризничать, даже когда эти две женщины мыли ему лапы после каждого прихода с улицы. Там, дома, он и не знал, что бывает такое. А тут мало того, что он привык за эти дни к процедуре мытья, так сейчас он еще и терпеливо ждал, когда после этой процедуры на него подуют теплым ветром. Тогда шерсть на лапах быстро высыхала и становилась белой, а не сероватой и свалявшейся.
Суровую женщину постарше, которая откликалась на кличку «Мама», Александра тоже слушалась, хотя и спорила с ней часто и громко. Но его это не касалось. Он не спорил ни с одной, ни с другой.
В первые дни на новом месте Биби пытался понять, почему попал сюда и как это должно отразиться на его образе жизни. Буквально сразу ему стало понятно, что на рационе питания эта перемена отразилась самым что ни на есть наилучшим образом. Новые вкусовые ощущения открывали дверь в удивительный и яркий мир. Он понял, что заветный мешок с собачьей едой, который передали в руки Александры вместе с ним самим, не единственный источник насыщения и удовольствия. Мешок, конечно, был тяжелый, он видел, что Александре тяжело идти и с ним на поводке, и с этими пакетами… Но что он мог сделать! Покупные «крокеты» раньше были его единственной едой. Еще он пробовал такие белые полоски, которые назывались макаронами, или пастой, но их давали, в основном, другим собакам, уже взрослым. Те готовы были молниеносно опустошить миску с любой едой – что собачьей, что человечьей. Биби не мог за ними поспевать, что уж тут… Его хозяйка – настоящая хозяйка – была прекрасной и доброй женщиной. Он был в этом убежден и даже скучал немного по ее голосу и рукам. Но столько заботы именно о нем, сколько он увидел в городской квартире со всеми ее минусами по сравнению с частным домом, он не знал раньше.
Хозяйка вместе с хозяином складывали какие-то сумки в багажник машины, когда его передали в руки Александры. Он удивился. До этого хозяина не было неделю дома. Если бы Биби знал, что существует такое святое понятие как отпуск! Если бы он мог понять, что, если после недолгого отсутствия, люди возвращаются с чуть более темным цветом кожи, чем раньше, он бы догадался, что хозяин ездил на море. И ездил он с Александрой, у которой тоже изменился цвет шкурки. Она выглядела радостно-возбужденной и довольной.
Биби знал Александру. Пусть не часто, но она приходила к ним в дом и играла с ним. Правда, чаще она уделяла внимание хозяину. Именно его она очень ласково гладила, обнимала, но не почесывала за ушами, как своего тибетского мохнатого малыша. Возможно, людям это не свойственно – шерсти же у них нет, ну разве только немного на голове.
Биби знал, что хозяина можно называть по-разному: «mon chéri, mon amour», – но настоящая, законная кличка его была Стефан. И он тоже гладил Александру. И спали они вместе на мягкой подстилке на ножках, куда он с удовольствием запрыгивал. В том доме ему позволялось все. Ну… почти все. А тут, под пристальным взглядом женщины Мамы не очень-то и разгуляешься. Вот чего точно стало меньше – так это свободы. Женщины его даже отшлепали как-то раз. Биби совсем не ожидал такого от Александры! Пришлось оставить свои любимые занятия, которые почему-то не нравились дамам и за которые его даже прозвали сексуальным маньяком. Это было обидно. Он и по возрасту еще не был готов… Он тогда отступил и начал трепать в расстройстве чувств свою корзинку для сна.
Пусть на него и накричали из-за ерунды, Биби был отходчив и зла ни на кого не держал. Тем более, он не мог не видеть, как женщины стараются ради него, трут морковку, открывают какие-то удивительные баночки с чем-то невообразимо вкусным. А ведь Александра – он отметил – стала часто присаживаться, дольше отдыхать, чем раньше. И это несмотря на такое загадочное, но позитивное понятие как отпуск! Разговоры, которые вели Александра с Мамой, казалось, отнимают у его любимой новой хозяйки силы. Он не понимал их смысла, даже не напрягался, чтобы вникнуть. Он только осознал, что в них часто упоминается имя Стефан. При этом Александра произносила его ласково и иногда грустно, а мама – раздраженно и порой устрашающе растягивая слова. «Ну ты еще посмоооооооотришь, что тебя ждет! Ты увиииииидишь, насколько безотвееееееетственно то, что ты затеяла! Ты не понимааааааааааешь, во что ты ввязалась!» – шипела Мама, с болью глядя на Александру. Александра к его удивлению спокойно это все выслушивала и только пожимала плечами.
