В.И. Максимова
Из цикла «То и это время».
ЗЭКам – строителям посвящается.
Исповедь
«Мадам прорабши»
Автобиографическое повествование
2017год, г. Покров
Беззаботное времечко.
Ура! Сегодня в школуне идти, будем целый день беситься на горке! Ребята свистят под окнами, зовут на улицу: все доски-лотки, обмазанныежидким навозом (для лучшего скольжения) и самодельные санки уже «на мази», готовые ко всяческим, непредвиденным испытаниям.
Стоял декабрь 1953 года, «за бортом» минус 42>0С, трещал настоящий мороз, от натяжки «гудели» электрические провода на столбах возле бараков, в одном из которых жила наша семья, пока из шести человек: мать, отец и четверо детей; я была старшей, и все бытовые «шишки» доставались мне, от которых, как могла, так и «отбрыкивалась».
До войны (1941-1945 годов) был у нас построен дом, который во время войны, как говорили родители: «Пришлось проесть»,– были такие люди или «людишки», которые могли позволить себе купить добротный дом за «кусок хлеба». Так оказалась наша семья в бараке, где«люду» было видимо-невидимо, оказавшихся в подобной ситуации. Для кого война «курва», иначе ее не называли, но это было мягко сказано. Войну, как самую дорогую штуку в Мире, «крыли» отборным «семиэтажным матом», а для кого «мать родна».
Жили в бараке дружно, весело, выручали, чем могли друг дружку (коллективом легче выживать). С обувью и тряпками было очень плохо, но зато к каждому празднику, пусть из простенького ситца, было новое платье и сшитые местным сапожником прочными белыми швейными нитками под названием «Парашютный шелк», тапочки «Союзки» из плотной ткани «диагональ», которые чистили зубным порошком перед каждым выходом «в люди»(так,в основном, в теплое время года бегали босиком, а зимой в подшитых, накоротко обрезанных валенках). Фантазиям не было предела:– все шилось, вышивалось, строчилось, вязалось (вплоть до нижнего белья) руками.
В бараках (их было четыре) на «Курлы-мурлы» (так называли улицу имени Карла Маркса) было по одному общему коридору длиной (точно не помню) около двадцати пяти метров, где и собирались все ребята и девчонки (правда, их было мало, как В.Пикуль писал «одна пятнадцатая часть женщины на одного мужчину»). Шум, гам, моментные драки, визг девчонок, растаскивающих задиристых ребят, крики взрослых, выскакивающих из комнат и кричащих: «Чтобы мы на век заткнулись и замолчали, чтобы у нас заложило в глотках», непонятные звуки раздавались при популярнейшей игре «уголок-массаж-променаж»: это когда человек двенадцать-пятнадцать, прижимаясь к стене и двигаясь вдоль стены, давят первого, который оказался в углу. От такого натиска этот первый не выдерживает и буквально выдавливается из угла, бежит и становится в «хвост» этой давящей очереди; таким образом уже выдавливается из угла второй участник. Эта игра так быстра, что после четырех-пяти выдавливаний бежишь к «запасникам» на «отдых». Такой «гвалт до потолка» мог возникнуть в любое время суток.
И вот, в один из таких желанных погожих и морозных дней, когда в школу нельзя, а на горку можно, мы кучей «высыпали» из бараков на улицу, где уже нас встречали собаки всех мастей. От радости, что сейчас побегут с нами на горку, виляют хвостами, колотят ими по твердому, слежавшемуся снегу, высунув языки, как будто летом, «улыбаются» во всю морду и ждут не дождутся, когда мы сцапаем всю эту скользящую снасть и понесемся на горку.
По дороге на горку собаки с лаем и визгом стараются забраться на санки и лотки, чтобы мы их везли, по своему соображают, что на горке им кататься не придется, а горок, очень крутых у нас было предостаточно, и природных, и искусственных, так называемых «отвалов», созданных из руды пустой породы, вывезенной из шахты каталями в вагонетках на «гора».
Скатывались с горки только «поездом», в который входило в общей сложности не более семи лотков и санок, больше тоже можно, но не тот «эффект»: «хвост поезда» закидывался, переворачивался, мы все вываливались, и уже никакого«свистав ушах»; на первых санках «поезда» находился «рулевой», на последних– «хвостовой». «Рулевым» был самый старший из ребят двенадцати –тринадцати лет, а «хвостовой» нужен только для разгона «поезда» на верху горки; остальная «пузатая мелочь»(почему-то нас так называли, вроде бы мы были все поджарые, животов ни у кого не было) набивалась в середину до «отказа», собакам места уже не было. Таких «поездов» набиралось на горке до десятка. Чтобы правильно и с «шиком» съехать с горки зависело только от «рулевых» и тут были «мастер-класс» своего дела. Нам «пузатой мелочи» иногда приходилось даже драться за своего «кумира». Когда вопрос был решен с «рулевыми», они довольные, такой оказанной честью, важно, в кругу «пузатиков», расходились, как по «коням», по «поездам».
В обязанности «рулевого» входило: успокоить и объяснить: «что с горки съезжать не страшно» в том случае, если появляется новый «пузатик»; «после съезда с горки, чтоб попусту никто не хныкал»,– это касалось и девчонок, а кто ушибался (всякое бывало), тому оказывал первую помощь– прикладывал к ушибленному месту «холод»-снег; если самих «ушибленных» и мест было много, и «рулевой» не успевал, то тут включались помощники со вторых санок. Вот так, вроде бы в игре, прививалась ответственность за другого человека, когда с кем-нибудь случалось серьезное, то можно правдивую и подробную информацию получить от «рулевого». Никогда и никто с места случившегося не уходил и тем более не убегал. Если «рулевым» была девчонка, то, как правило, все ребята были в «ушибах». «Пройдох» сразу же обнаруживали, стаскивали с санок (если они благополучно доезжали до «подошвы» горки) и заваливали их снегом, чтобы не орали.
Итак: все готово, «инструктаж» проведен,– производится загрузка; «рулевой» ложится животом вниз на первые санки, растягивается во весь рост, ноги засовывает в завитушки вторых санок– вот и весь «сцеп»,-живой и свободный: ноги в любой момент можно выдернуть и пустить «поезд» на самостоятельный, никем не управляемый ход, но это нисколько не интересно, а вот интересен был именно управляемый ход «поезда»-это описывать долго, а вся процедура по скатыванию с горки занимает считанные секунды. «Рулевой» отталкивается руками, как бы приводит «поезд» в движение; «хвостовой» разбегается с небольшого расстояния, резко толкает «поезд» и одновременно плюхается во весь рост на санки так, чтобы (если понадобится) можно будет тормозить, и в ту же секунду ты проваливаешься в «тар-тара-ры»,– почти что вертикально. Тут вот и начинается светопреставление: кто свистит, кто орет, кто визжит, собаки бегут следом, сходу запрыгивают на нас, у них не получается, едут на задних лапах с тявканьем и визгом, в ушах от скорости свистит, дух захватывает, какое-то время даже не дышишь. Под горой «поезд» останавливается, начинаешь кругом озираться –«вроде бы живая»– щупаешь себя– «не сон ли?», вываливаешься из санок, встаешь. Теперь проблема, как подняться на гору? Карабкаешься на четвереньках, в руках веревки от санок и лотков, собаки хватают всех за штаны, за телогрейки, фуфайки, хапают за веревки от санок, задом ползут кверху, передние лапы не держат, получается такое «кино»,– если бы пленку пустить назад. В итоге: шаг шагнешь, пол шага назад– вот таким «Макаром» минут через 40 приползешь на горку, достанешь ломоть замерзшего хлеба, а собаки тут, как тут, вытаскивают изо рта хлеб, как кость, опять свалка, кутерьма, но теперь уже с собаками. Пока все успокоятся, отдышатся, и опять все сначала. Крутизна искусственных горок достигалась за счет рваной поверхности кусков руды после взрыва.
