Топая по грешной земле более шестидесяти лет, мне ни разу не привелось встретить русича с именем Марк. Захожу в Гугл, читаю: имя «Марк» древнегреческое, обозначает «молот». Известные люди с именем Марк после девятнадцатого века сплошь еврейских корней. Размышляю: «Может, и не было маслобойни, лошадей, отца – крепкого хозяина, надсаженного работой и рано ушедшего из жизни, оставившего сиротами мою пятилетнюю бабушку, ее брата-подростка да жену Ольгу. Мифология, фантазии моей уважаемой и любимой бабули? Возможно, реально лишь отчество, а фамилия материнская? И Прасковью нагуляли? Ни подтвердить, ни опровергнуть данные факты невозможно.
Марк Евдокимов как-то не звучит. Макар куда лучше! Ближе. Хотя… трудно представить, какой была бы цивилизационная повестка России двадцатого столетия без представителей талантливого еврейского племени, несмотря на притеснения и гонения. Деятелей культуры и науки перечислять и перечислять. В моей жизни, к сожалению, ощущался недостаток одухотворенных лиц независимо от рода занятий и национальности. Среда, как сказали бы социологи.
А что я знаю о прабабке Ольге? По рассказам бабушки Пани, ее мать – пьяница, гуляка – устраивала дома крупномасштабные попойки, наливала и сыну. Бесшабашный образ жизни после смерти мужа якобы привел к потере хозяйства, солидное добро пустили на ветер. Ольга продолжала существовать в пьяном угаре, собирая куски по дворам, пока не забрал повзрослевший любимый сын в свою семью.
С бабушки Пани начинается рассказ о предках, воспитывающих автора любовью. С нее, самой любимой, уважаемой и такой разной, неоднозначной.
Прасковья Марковна натерпелась от родной мамы и брата и побоев, и оскорблений. Когда жить стало невмоготу, двенадцатилетней девчонкой убежала из дома. Ходила по людям, в основном нянчила детей. Прибилась к Виянашенской церкви, окончила три класса церковно-приходской школы. Настоятель приметил аккуратную, прилежную самостоятельную девочку, пристроил к церковному хору. Отец Николай звал ее ласково Панюшка-матушка, жалел. Бабушка пела на клиросе литургию с двенадцати лет, чем гордилась всю жизнь. И я бы гордилась! Голосище ого-го! До глубокой старости. Позже, много позже она вышла замуж за внука того самого настоятеля. Так переплетаются судьбы.
Дочь отца Николая, Наталья Николаевна, не то что не любила невестку, открыто презирала и угнетала. Родной брат дедушки, приходившийся деверем Пане, в адрес моей любимой бабулечки бросил как-то фразу: «Из грязи в князи». Я была мала и не поняла смысл. Позже дошло. Разрешения на брак с сиротой и нищенкой властная образованная красавица Наталья Николаевна не давала долго. И согласилась скорее из чувства самосохранения, чем идя навстречу чувствам сына. Пришли революционные ветры перемен, породниться с батрачкой стало самое то.
Батрачкой Прасковья и осталась в новой семье. В противоположность другой уважаемой свекровью снохе Ольге Ивановне – милой, хрупкой и телом, и здоровьем, образованной учительнице сельской школы, Прасковью открыто презирали, нагружали непомерно тяжелой работой. Возможно, поэтому в бабушке непостижимым образом соединялись брезгливая неприязнь и восторженное подобострастие, как она говорила, к «благородным», ученым людям. Подобная нестыковка встречается нередко в среде малообразованных людей.
Но пришло время, и, умирая, Наталья Николаевна прощения за издевательства, унижения у снохи попросила. Паня простила давно и сострадала лежачей. Ухаживать за родной матерью так добросовестно не всякий станет, и звала только «мама».
Слушая в детстве рассказы бабушки, я представить не могла, что меня ждет подобное. И неприятие, и благодарность, и извинения умирающей свекрови.
Плохое обращение со стороны новых родственников, каторжный труд, одиннадцать родов, смерти детей, война, постоянная борьба за жизнь не могли не оставить отпечатка на нервной системе. Сколько себя помню, у бабушки постоянно слегка тряслась голова, но стоило немного понервничать, и недуг усиливался. Сердце мое разрывалось, я очень боялась потерять бабушку. Настолько сильно, что, живя учебный год с родителями, время от времени мучилась ночными кошмарами, в которых ее больше нет. Просыпаясь в слезах, смахивая морок, я радовалась, что все неправда, и утешалась мыслью – подобные сны к долгой жизни!
Покорная и покладистая батрачка однажды после потери очередного ребенка взбунтовалась, пожаловалась в сельсовет на притеснения, потребовала развод и раздел имущества. Понятное дело, свекровь не на шутку перепугалась, конфликт урегулировали, с невесткой стали считаться. А дедушка, мой дедушка Митя, был слишком хорошим сыном, слова не мог против матери сказать. Вот именно слишком!
А как тяжело дались бабушке годы Великой Отечественной войны! Ей поневоле пришлось выйти из колхоза, чтобы прокормить большую семью. В колхозе ставили палочки, отмечая трудодни, и только! В отместку за выход из колхоза тогдашний председатель из местных приказал подчиненным выкопать у бабушки огород в сентябре месяце накануне сбора урожая, в то время как главный кормилец семьи, мой дед, в июле одна тысяча девятьсот сорок первого года ушел на войну защищать Родину. Разорения огорода можно было избежать, согласившись на сожительство с притеснителем, но надо было знать Прасковью Марковну! Бабушка моталась на заработки в соседнюю татарскую деревню за десять километров. Рыла могилы за картошку, рыбачила зимой на пруду. По весне семья радовалась крапиве, пеканам, пестикам (еловым почкам).