ПРОЛОГ
[(Очень короткий)]
***
Тяжелая пряжка ремня врезалась в стену в каких-нибудь трех дюймах от моего лица.
- Говори, сука, чего ты там вынюхивала?!
Я промолчала - точнее, сказала, но про себя: "Да, крепко ты влипла, Джеки Макалистер!"
А ведь так хорошо все начиналось!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
[(Автобиографическая)]
***
Джеки Макалистер - это я. Я журналистка. Конечно, всяких умных, тянущих на Пулитцера статей про политику или экономику я в жизни не писала. Читали всякие заметки вроде "Поп-звезда нагишом убегала от поклонников" или "Он переспал с сиамскими близнецами"? Наверняка читали! Так вот это - я. Некоторые называют меня еще обидной кличкой "папарацци" - я это слово не переношу, я журналистка - и точка!
Профессия у меня наследственная - тем же ремеслом занимался и мой папа. И он всегда говорил: "Джермейна (это меня так по документам зовут, но мне не нравится, и я еще со школы привыкла именоваться Джеки), таковы уж люди - сплетни и скандалы их интересуют куда больше, чем политика!"
Что ж - интересного вокруг действительно хватает...
***
Первую свою заметку я написала еще в 17 лет, удачно "щелкнув" подаренным мне папой фотоаппаратом дочку тогдашнего мэра: в пьяном виде, в расстегнутой блузке и с двумя парнями, которые ее лапали где попало. Сделать это было нетрудно - она ходила на ту же дискотеку, что и я, и славилась своей склонностью к промискуитету. Сложнее всего оказалось подловить хорошее освещение и нужный ракурс - чтобы и ее тупо оттопыренную губу показать, и размазавшуюся косметику.
Написала коротенькую заметку: знает ли, мол, господин мэр, как развлекается по вечерам его дочь? - и принесла папе. Он посмотрел, сказал: "Да у тебя, милочка, просто талант! - не преминул, конечно, добавить: - Врожденный!" И уже в воскресенье ее напечатали, и я впервые в жизни с гордостью увидела на газетной странице подпись: "Джеки Макалистер"!
В тот день я уверовала, что журналистика - моя судьба, и не ошиблась. Сразу после окончания школы пришла в газету, и с тех пор там и работаю, и имя Джеки Макалистер мелькает теперь почти в каждом воскресном выпуске - а порой и на неделе тоже. Это не считая тех заметок, которые я, для разнообразия, подписываю псевдонимами - например, "Разгневанная читательница" или "Мать семейства".
Но "Джеки Макалистер" мне нравится больше всего - одно время я даже всерьез беспокоилась, что буду делать, если придется сменить фамилию.
***
Ну да, я однажды чуть замуж не вышла. За Стивена Залесски - он тоже журналист, работает в нашей газете политическим обозревателем и подписывает свои статьи "Стивен Зальцман" - чтобы читатели думали, что он еврей. Все же знают, что евреи лучше всех в политике разбираются!
Вот он действительно тянет на Пулитцеровскую премию и когда-нибудь ее непременно получит - жутко талантливый! И парень красивый - высокий, спортивный, волосы русые, глаза голубые... яркие такие.
Словом, всем хорош, и умный, в общем-то - но вот взгляды у него... прямо как из девятнадцатого века. Чего стоит одна только его любимая фраза: "Женщинам в журналистике вообще не место!" - и "добавка", с полупрезрительной улыбочкой: "Разве что на женской страничке - ну там про вязание, косметику..."
Это чтобы я-то, с моим талантом, про вязание писала?!
***
Познакомились мы, когда мне было двадцать лет. А ему - двадцать четыре, он к нам в газету пришел сразу после университета; теорию, может, и выучил - а в настоящей журналистике ничего не понимал. И его ко мне приставили, чтобы я его, как сказал шеф, "немного поднатаскала" - ну, я же к тому времени уже опытная журналистка была!
Я его натаскивала-натаскивала... а потом он ко мне переехал.
И прожили мы вместе полтора года. Не так уж плохо прожили. Ссорились - бывало, конечно, у всех бывает - но вообще... хорошо. Вместе в отпуск во Флориду ездили, и он меня под водой плавать учил; и компьютер мой чинил - он умеет. И я даже начала подумывать, что "Джеки Залесски" звучит не так уж и плохо, если подумать...
Разбежались мы, честно говоря, по моей вине - из-за моего бурного романа с Ральфом Лореном, он у нас в отделе новостей стажировался. И парень-то был никудышный - мой Стив куда красивее и умнее - но вы только прислушайтесь, что за словосочетание: {[Ральф Лорен]}... Мою чуткую душу журналистки оно просто заворожило!
Роман этот длился недолго - всего недели две, потом я в Ральфе начисто разочаровалась. Но Стивен узнал - да и как тут скроешь, у нас в газете все всё про всех знают. Узнал, потребовал объяснений - ну, я врать не стала. И он... нет, чтобы отплатить мне той же монетой: завел бы с кем-нибудь интрижку, я бы потерпела, и вышло бы баш на баш. Нет, он просто взял и ушел.
Времени не терял - тут же, буквально через пару дней, подцепил себе какую-то девицу (с тех пор их уже, наверное, десятка два сменилось) и привел ее в редакцию - специально чтобы мне кисло стало. Я сделала вид, что не заметила, как Стив, руку ей на плечо положив, ее к столу своему подвел, сказал: "Подожди здесь, милая - я скоро освобожусь" - и через полчаса так же, в обнимочку, увел...
***
С тех пор я живу одна. Точнее, не совсем одна - с Гарольдом, это самый близкий мой друг. Он - фретка. Так по-научному называется домашний хорек.
Нет, не думайте, что это я его ругаю или обзываю - Гарольд действительно настоящий хорек, очень симпатичный, можно даже сказать, красивый: со светло-бежевой пушистой шубкой и хвостом, с красновато-коричневым носиком и с белой масочкой на морде.
Гарольда подарил мне Стивен, когда мы еще вместе жили. Принес со всем "приданым": клеткой, мисочкой и книжкой, как ухаживать за фретками - и сказал: "Это тебе..."
Я страшно обрадовалась - хореночек был маленький, миленький и очень смешной. А хулиган какой! В первый же день он устроился спать в шлепанце Стивена, и тяпнул его за большой палец, когда тот попытался сунуть в шлепанец ногу - а на следующий день погрыз провод, ведущий от компьютера к принтеру, и Стив полдня не мог понять - почему это принтер не печатает?...
Теперь он таких вещей, конечно, больше не делает - он умный, взрослый и воспитанный домашний хорек. Куда воспитаннее, чем некоторые - по крайней мере, никогда не хватает с тарелки последний кусок ветчины, не стягивает на себя одеяло и по утрам не перебегает мне дорогу в туалет.
И он действительно самый близкий мой друг. Я даже на работу частенько ношу его с собой - в специальном, обшитом мехом кармане сумки. Или в кармане куртки. Гарольд, разумеется, всю дорогу высовывает мордочку, чтобы посмотреть вокруг - он весьма любопытен.
С ним можно разговаривать, даже советоваться - он слушает, голову наклоняет, смотрит своими глазками-бусинками, будто все понимает. А иногда с ним так поговоришь - и в голову сами собой всякие умные мысли приходят. Будто он их мне внушает.
