Вера
– Темочка, ты чего?
Присаживаюсь перед крестником на корточки, утираю соленые дорожки на розовых щечках. Не должен малыш плакать в свой день рождения, да вообще не должен, но что поделать, если Олька уехала на срочную фотосессию? Развлекаю парня как могу.
Понимаю, что в три года он явно не запомнит свой праздник, но я-то всегда буду помнить, как не справилась. Сын подруги стал моей отдушиной, моим спасением.
После того как ровно три года назад, в тот же день, как родился Темка, мне поставили внематочную беременность и отправили на аборт. Сколько слез тогда пролила, не желая убивать жизнь внутри себя.
Мой малыш ведь был живым, просто закрепился не там. В душе все противилось, кричало, что совершаю ошибку, но врач настаивал на скорейшем принятии решения, пока не стало слишком поздно, и все не закончилось трагедией. Господи, даже сейчас горько вспоминать, сердце заходится от одной мысли.
Не помню сколько месяцев тогда заглядывала в чужие коляски, сколько бессонных ночей провела, рыдая в подушку. Даже просила мужа усыновить кого-то, но он был против. Ему не нужен был чужой малыш, а я сходила с ума, выла от отчаяния. Мне так была нужна поддержка, но ее не было.
Я осталась одна со своими страданиями и болью. Даже психолог не помог. Он задевал настолько больные темы, копал в такую глубь, что после его сеансов я выходила еще более разбитой. Понимаю, что он хотел помочь, вскрыв старые раны, пережить их и отпустить. Но у меня никто не спросил, готова ли я к этом?
Если бы Оля тогда не засуетилась с возвратом в модельный бизнес, не знаю, чтобы со мной было. Наверное, сошла бы с ума наедине со своей болью.
А так, пока подруга была нацелена на новые вершины в карьере, Артема не с кем было оставить, и муж был не против, чтобы я отвлеклась, присматривая за крестником.
Малыш стал мне очень дорог, ведь практически вырос на моих руках. Когда у него резались зубки, с ним в больнице лежала я, когда болел, тоже рядом была я. Мне было нетрудно помогать, и даже приятно. С каждым днем я возвращалась к жизни, и муж снова потеплел ко мне, видя, что я вновь пришла в форму как физически, так и морально.
Артем – мой спасательный круг, солнышко. Поэтому сейчас его грусть воспринимается мной слишком остро. Это не слезы от разбитой коленки, хотя и они заставляют переживать, это отчаяние скучающего человека. Просто он маленький, и пока всего не понимает. Надо будет поговорить завтра с Олей. Карьера карьерой, но ребенку нужна мать, иначе он станет волчонком, злым и одиноким. Крестная – не мама, и никогда и близко не встанет рядом с ней.
Не понимаю я подругу. Какими бы важными съемки не были, малыш – самое главное. Неужели ей не хочется дать сыну все то, чего мы с ней были лишены, пока жили в детском доме? Да, мы всегда были разные, как огонь и вода, солнце и тучи, но мы сдружились, стали опорой друг для друга, и говорили, что у наших детей будет лучшая жизнь. Что изменилось?
– К маме хочу, – крестник снова начал канючить.
– Мама сегодня занята, не плачь. Хочешь мы еще на аттракционы пойдем, или на пони покатаемся?
Отрицательно машет головой, утирая слезки кулачками. Такой трогательный в своей непосредственности и искренности. Не могу. Самой бы не расплакаться рядом с ним. Прижимаю его к себе, пытаясь согреть всем теплом и любовью, что испытываю к нему. Сегодня его день, и он будет улыбаться.
Не помог парк аттракционов, где мы развлекаемся уже часов пять, с перерывом на поход в кафе, значит купим тортик, и устроим дома марафон мультфильмов. Точно. Отвлеку его. Я хоть и не поклонник подобного развлечения для крохи, но мы сделаем исключение. Разок.
– Так, предлагаю купить тортик с вишней и посмотреть мультики дома. Зашторим окна, устроим себе домашний кинотеатр. Что скажешь? – отстранившись, беру себя в руки, и с улыбкой на лице, подбадриваю карапуза.
Тема смотрит на меня, оценивая предложение, и утвердительно кивает. Мне иногда кажется, что он все понимает, несмотря на столь юный возраст. Но так только кажется. Просто он еще мал, и считывает взрослых на уровне инстинктов.
Получив согласие малыша, беру его за ручку и веду в кафе, что находится по дороге к нашему дому, рассказываю ему смешные истории. Забалтываю как могу, и мне это удается. К дому мы подходим уже веселые и шуточно спорим, какой мультик будем смотреть первым.
Мы даже мыльные пузыри успеваем попускать, пока идем к квартире. Сумасшедшая парочка. Даже на лестничной клетке продолжаем баловаться. Ну, как мы. Я на перевес с тортом, велосипедом, в котором возила Артемку по парку, весь день он бы на ногах не выдержал, привязанными к сумке шарами и ключами, открываю квартиру.
Веселой стайкой забегаем внутрь, и если крестник продолжает заливисто смеяться, выпуская очередную порцию пузырьков, то я застываю на месте. Помимо малыша, в квартире смеется еще один человек.
Ее смех я узнаю из тысячи. Ни с кем и никогда его не перепутаю. В начале надрывно высокий, а к концу срывается на писк. Все его почему-то любят.
Что она здесь делает? Съемка же до поздней ночи должна быть. Мы поэтому договорились, что заберет Артема завтра, чтобы не будить его. И почему не предупредила, что все же будет праздник? Ничего не понимаю. Странная какая-то.
– Темочка, давай, разувайся, – поставив торт и сумку на комод, забираю у ребенка пузыри и усаживаю его на пуфик, скидываю свои босоножки, и помогаю ему разуться.
– Мамочка пришла? – глаза ребенка сразу начинают светиться от счастья, от чего и я улыбаюсь.
Ничего не отвечаю, просто снимаю его с пуфика, и, отвязав от ручки сумки воздушные шары, отдаю их имениннику. Он стоит, готов бежать к мамочке, но подарка в руках нет, ждет, когда вложу ленты шаров в его пальчики. Не знаю почему, но Артем захотел купить подарок маме, а я не стала возражать, ведь у нее тоже праздник.
Только собираюсь подтолкнуть ребенка, как в квартире раздается голос мужа.
– Тебе пора уходить. Вера с сыном скоро вернутся. Нам бы обоим не мешало уйти из квартиры, – почему он собрался уходить? Ну, собрались они раньше, ничего страшного, я не в обиде. Чудики. Главное – ребенок будет в кругу близких.
– То есть, все-таки нет? Ты не будешь с ней разводиться? Не понимаю тебя. Я тебе сына родила, а Верку ты с помощью друга, обманом заставил сделать аборт. Так почему выбираешь ее, а не меня?
Противный визг подруги попадает в самое сердце острой иглой, так сильно, что невольно тянусь рукой к груди. Все сдавило, и дыхания не хватает. Пытаюсь вдохнуть, не получается. Услышанное не выходит из головы, при этом не хочу понимать, что она только что сказала.
Он не мог. Не с ней. И она. Да бред же. Олька не могла так со мной поступить. Я ведь сама привела ее в дом шесть лет назад, когда она решила покорить столицу. Помогла через мужа с работой и жильем.
