Вертолет гремя своими лопастями, разрывая воздух на части, как огромная стрекоза сел на площадку. Открылись двери и семерых человек проглотило его железное брюхо. Пожары в тайге в это время года – обычное дело. Как минимум четыре раза в неделю мы вылетали на их ликвидацию. Днем работали на практике, а после 4 часов дня прилетал вертолет и забирал добровольцев на борьбу с огнем. Пожар в тайге – это не просто катастрофа. Это конец. Конец жизни. Умирает целый мир. Голодный зверь бушующего пламени пожирает все живое. Невозможно удержать, невозможно напугать, трудно остановить.
Нас высадили за несколько километров от фронта огня. Кирки, лопаты и фляга с питьевой водой. Вот и все наше снаряжение. В нашу задачу входило создание минерализованной полосы шириной в 4 штыка лопаты. Очень незначительное препятствие для лютующего пламени. Но при отсутствии ветра шанс остановить низовой пожар был. Времени было мало. Мы растянулись цепочкой и принялись вгрызаться в неподатливую каменистую почву уральского хребта. Это было обычной рутинной работой. Основной заслон обеспечивали профессионалы. А мы, студенты, вносили свою небольшую лепту в тушение пожара. Кто-то должен был делать и эту работу. Технике сюда было не добраться. Отсутствие дорог и сложность рельефа делали эту местность совершенно недоступной. А кругом болота, полные горючего торфа. Если пламя доберется до них, тогда это не потушить никакими средствами. Иногда болота в тайге горят по несколько лет подряд, являясь постоянным источником новых и страшных таежных пожаров. Мы уже закончили одну полосу и приступили к следующему кольцу. На отдых времени не было. Мы только позволили себе сделать несколько глотков воды и, как заведенные механизмы, продолжили стучать кирками о камень. Уже был слышен звук приближающегося огненного зверя. Ощущался жар его дыхания. Дым разъедал глаза и мешал дышать. Нас было семеро, пятеро парней и две девчонки. Наташка была самой младшей из нас и самой слабенькой. Худенькая, хрупкая, как первый весенний ландыш. Черные волосы подстрижены коротко. И она нетерпеливым движением все время поправляет непослушные прядки. Темно-карие глаза смотрят на мир с каким-то детским изумлением, в постоянном ожиданием чуда. Ее ладошки распухли от мозолей и покраснели. Но она мужественно терпела. И только иногда тихонечко ойкала, когда черенок лопаты причинял уже нестерпимую боль. Это был наш фронт, наша война. И мы чувствовали себя солдатами. Конечно, многим это бы показалось бредом. Но мы были воспитаны на патриотических лозунгах Советского Союза. И одним из них был: «Кто, если не ты». И мы сражались на своей маленькой войне, испытывая себя на прочность, проверяя на деле значение слова «друг». Но когда мы уставшие, измученные с красными от дыма глазами, с лопнувшими на ладонях мозолями возвращались на базу, мы чувствовали себя героями и победителями.
Огонь уже совсем близко подобрался к нашей первой полосе. Вкрадчиво и коварно, как ядовитая змея он подползал к краю полосы и рассержено отползал, злобно шипя и плюясь искрами. Не находя пищи для своего дальнейшего продвижения, он кидался с остервенением назад, с жадностью набрасываясь на то, что еще осталось от его первого натиска. Вот он тихими щупальцами подкрался к маленькой сопке, поросшей молодым зеленым ельником. Елочки в страхе прижались друг к другу и испуганно замерли. Огонь опоясал плотным кольцом всю сопку и, «бах!!!», раздался мощный хлопок, и нежная зелень в несколько секунд превратилась в мертвую черную дымящуюся кучу. Стало трудно дышать из-за отсутствия кислорода, который съело ненасытное пламя. Мы отошли назад и настороженно следили за попытками огня снова и снова переползти через нашу полосу. Одна часть полосы упиралась в большое нагромождение скал, а другая спускалась на дно сырого оврага. Там стояли травы выше пояса, почва была влажной. И огонь не мог преодолеть этой, природой созданной, минеральной полосы. Еще раньше, мы с Наташкой разорвали свои платки, чтобы сделать для всех примитивные респираторы. Мы бегали по всей протяженности нашей полосы и тушили, начинавшую загораться от огненных плевков, траву. Наталья в изнеможении опустилась на поваленное дерево ели и смотрела оттуда за нами, стараясь скоординировать наши метания и этим оказать посильную помощь. Не знаю, сколько прошло времени, но судя по цвету бледнеющего неба, приближался рассвет. Огонь наконец начал затихать и, вскоре, придавленный обильной предрассветной росой совсем угас. Наконец все было закончено и мы, как подкошенная трава, упали на влажную землю. Немного придя в себя, я начала осознавать, что скоро рассвет и, что за нами давно должны были прилететь. Но я не слышала звука вертолетных винтов. Я попыталась растолкать Вадима, который лежал ко мне ближе всех. У него были часы.
– Вадик, сколько времени? – Вадик что то промычал себе под нос и попытался вытащить руку с часами. Остальные не подавали вообще никаких признаков жизни. Я доползла до руки Вадима и посмотрела на фосфорный циферблат. Стрелки показывали половину шестого утра. Меня подбросило, как пружиной.
– Эй, народ!! Подъем! Время уже почти 6. Вертолет должен был прилететь в три.
По-видимому, моя информация дошла до уставших от бессонной ночи и эмоциональных перегрузок мозгов моих друзей. Потому что они начали вяло шевелиться, пытаясь придать своим телам горизонтальное сидячее положение. Я подождала, когда все устойчиво усядутся и повторила, что говорила раньше. Эта информация всех привела в замешательство. Такого еще никогда не случалось. Нас всегда забрасывали и забирали в одно и то же время. Существовал четкий график полетов, который никогда не нарушался… если только что то не случилось очень серьезного. Об этом думать не хотелось. Но часы упрямо показывали почти шесть часов. И это было фактом. Мозги у всех лихорадочно заработали. Это было видно по выражению наших лиц. Только Наташка, сидя на поваленном дереве, переводила испуганный взгляд с одного на другого. Нас забросили километров за 80 от лагеря. Но это по прямой, как летит птица. А мы не были птицами. Вокруг тайга и довольно пересеченная местность. Горы, овраги, маленькие речки, болота и буреломы. Еды нет, карты нет, фонарей нет. Нет ничего, что необходимо для пребывания в тайге несколько дней. Черт!! Подсчитав наши пассивы, я быстро попыталась наскрести хоть какие-нибудь активы. У Андрея есть нож, с которым он не расстается никогда, у Саши есть спички. Еду в тайге раздобыть летом не проблема. Конечно, это не жареный цыпленок, но продержаться какое-то время можно. Воды везде полно. Родники и маленькие речушки попадаются довольно часто. А о карте я не заботилась. Дело в том, что я обладала врожденным чувством направления, так называемым «волчьим глазом». Когда-то давно, я думала, что это у всех людей одинаково. Все так могут. И только когда я попала впервые в тайгу, я с большим изумлением обнаружила, что «волчьим глазом» обладают далеко не все. Можно сказать даже, очень мало, кто этим обладает. Когда на первой практике в лесу, преподаватель строго настрого запретил нам отходить от машины, я поинтересовалась, почему такие строгости. Ведь не маленькие уже. Чего можно бояться. Он сурово посмотрел на меня и сказал: «Заблудитесь в тайге». Моему изумлению не было предела. Я совершенно искренне не могла понять, как это «заблудитесь». Причем, было интересно, что в закрытом помещении эта моя способность пропадала совершенно. И я могла заблудиться в любом коридоре, и, как маленький ребенок, становилась совершенно беспомощной. Что служило поводом для множества шуток и розыгрышей моих друзей. Все ребята знали об этой моей способности. И сейчас они уставились на меня с немым вопросом в глазах «Что делаем?». На моем лице наметилось просветление. Друзья слишком хорошо меня знали. Поэтому вопросов не последовало. Все было ясно. Вадим усмехнулся, встал с земли и посмотрел на меня сверху вниз.
