© Дмитрий Ардшин, 2024
ISBN 978-5-0064-6350-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Красное залитое потом лицо пережевывала мука. Щурясь от света квадратного потолочного светильника и кривясь, Костати стонала и пыталась вытолкнуть из себя шевелящийся комок боли. Родовая кровать трансформировалась в орудие пыток.
– Еще немного, – приободрил Денисов.
– Еще чуть-чуть, – подхватила Пилатова.
Костати обмочилась и выругалась. Врача и акушерку заволокло туманом…
– Ну, вот и все. – Прояснился Денисов.
– Мальчишка хоть куда. – Вышла из тумана Пилатова.
Младенец молчал. В животе у него урчало и булькало.
– Прочь, асфиксия. – Денисов перевернул младенца вниз головой, ущипнул за пятку и шлепнул по ягодицам.
Содрогнувшись, мокрый сморщенный младенец открыл и закрыл рот, и прогремел кишечником, как иерихонской трубой. Оконное стекло звонко осыпалось на пол. У Денисова поседели и вздыбились волосы. Пилатову отшвырнуло от кровати и ударило затылком о стену. Из ушей потекла кровь.
Пилатова выскочила из палаты и побежала по коридору, бормоча и вздрагивая. Ей дорогу преградили старшая медсестра и охранник.
– Что случилось? – Спросила Рогова.
– Теракт? – Впился глазами в Пилатову Ильин. – Бомба?
– Еще немного, еще чуть-чуть! – Пролепетала бледная дрожащая Пилатова и сорвалась с места.
– Заработалась. – Охранник сочувственно покачал головой вслед убегавшей Пилатовой и обернулся к старшей медсестре: – Так что: вызывать полицию?
Глубокой ночью потерявшая терпение Елизавета Николаевна сомнамбулой кружилась по комнате и сильно встряхивала и укачивала Сашу, пытаясь то ли успокоить сына, то ли вытряхнуть из него душу. «Спать хочется», – вспомнился Чехов.
Между тем в соседней комнате вопреки грому в памперсе, а так же фиолетовому плачу и истошному крику пытался заснуть Константин Иванович. Завтра его ждал тяжелый процесс.
Мать легонько провела соской бутылочки по верхней губе ребенка. Саша поморщился и, отстранившись от бутылочки, продолжил надрываться и рыдать.
– Да что с тобой такое? – Встряхнула Сашу Елизавета Николаевна.
Саша судорожно передернулся и выпалил из кишечника. Окно задребезжало.
В комнату с перекошенным красным лицом ворвался Константин Иванович:
– Сколько это будет продолжаться? А? – Губы, щеки и подбородок затряслись.
– Тебя тоже убаюкивать? – Огрызнулась Елизавета Николаевна и с вызовом посмотрела на мужа.
– Дай ему корма. Пусть заткнется, в конце концов.
– Он тебе не лошадь.
Из Саши вырвался очередной взрыв. По батарее застучали. Застонав и схватившись за голову, Константин Иванович выскочил за дверь. Он упал на диван и спрятался под одеяло. На него обрушился крик и плач из другой комнаты. Константин Иванович накрыл голову подушкой.
Крики и рыдания оборвались. Наступила подозрительная тишина, похожая на затишье перед бурей или боем…
Константин Иванович оказался в зале суда. Костати поднялся из-за стола, но вместо проникновенных слов в защиту и оправдание домашнего тирана, за пересоленные щи отправившего свою жену в реанимацию, изо рта Константина Ивановича вырвались звуки кишечника, который подражал реву перфоратора.
Содрогнувшись, Константин Иванович вскочил с дивана и испуганно огляделся. Его всего затрясло. Залихорадило.
Хлопнула входная дверь.
Елизавета Николаевна с оглушительно кричащим Сашей на руках остановилась и с тревогой прислушалась.
Она вышла в коридор:
– Костя!
В дверь позвонили.
«Вернулся!» – Подумала Костати.
Елизавета Николаевна положила Сашу в кроватку и поспешила в прихожую. Костати отперла дверь. Но вместо мужа на площадке стоял и хмурился сосед снизу.
Морщинистый смуглый Дорин слегка дрожащей рукой поправил очки-хамелеоны:
– Я понимаю, ребенок плачет. Но я не понимаю ремонта в три часа ночи.
– Какой еще ремонт? – Вытянулось и побледнело лицо Елизаветы Николаевны.
Комната Саши протяжно и раскатисто зарычала и завыла перфоратором.
– Такой вот. – Покачал головой Дорин с кривой дерганой усмешкой.
Сжав губы и поморщившись, Костати захлопнула и заперла дверь и вернулась к вопящему и хрипящему Саше.
Через час он выдохся, притих и отключился. Затаив дыхание, мать осторожно, словно бомбу, положила Сашу в кроватку. Опрометчиво хлопнула входная дверь. Вернулся Константин Иванович.
Саша вздрогнул и словно бы взорвался… Окно зазвенело, зашелестели шторы, и закачалась люстра.
Елизавета Николаевна собралась в магазин.
– Поскорее вовзращайся. – Прошептала Малкина Наталья Алексеевна, косясь на Сашу в кроватке. Ее до смерти пугали утробные трели внука.
– Да я мигом. – Сказала дочь. – Он же спит. Видишь, какой он тихий. Ангел.
– Ну да. Ангел. – Вздохнула бабушка Наталья Алексеевна и покачала головой.
Елизавета Николаевна ушла. Заперев дверь, бабушка вернулась в комнату. Саша вздрогнул и, открыв глаза, уставился на бабушку. Наталья Алексеевна оцепенела.
– Мама! – Протрубил кишечник Саши.
– О господи! – Бабушка затрепетала. Волосы зашевелились. Ее дрожащие руки потянулись к Саше, чтобы успокоить или заставить замолчать.
Кишечник Саши угрожающе зарычал, словно собираясь укусить. Окно зазвенело. Батарея залязгала от частых стуков.
Отдернув руки и отшатнувшись, Наталья Алексеевна выскочила из комнаты в коридор.
– Мама! – Прогрохотал вдогонку Сашин кишечник.
Наталья Алексеевна схватилась за смартфон. Дочь была вне зоны доступа.
– Мама! – Оглушал и ужасал сфинктеральный резонанс.
– Замолчи! – Крикнула бабушка и заткнула уши.
– Мама! – Раскатисто трещала комната, и ходил ходуном коридор.
Не помня себя, бабушка оказалась на кухне. Затравленный взгляд остановился на початой бутылке вина Каберне Совиньон, которая стояла на тумбочке между холодильником и газовой плитой. Бабушка схватила бутылку, чтобы допить ее. Но, вынув деревянную корковую пробку из горлышка бутылки, Наталья Алексеевна замерла. Ее словно осенило.
Она вернулась в комнату, где надрывался Саша.
– Только попробуй, – с угрозой пророкотал кишечник. – Тебе это дорого…
Малкина заткнула кишечник Саши пробкой.
Саша вытаращился на бабушку. Его округлившийся живот стал раздуваться. А пупок выпятился третьим глазом. Побагровевший Саша закряхтел, завозился, заерзал.
Бабушка нагнулась к нему:
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю.
С глухим хлопком и протяжным треском пробка выскочила из Саши и воткнулась в левый глаз бабушки. Наталья Алексеевна вскрикнула, схватилась за кровоточащий глаз, потом за сердце, пошатнулась и рухнула.
– Эту песню не задушишь, не убьешь! – Протяжно протрубил кишечник.
Саша зарыдал и заголосил.
Наталью Алексеевну хоронили в закрытом гробу. На кладбище Малкин растерянно озирался и как будто спрашивал: «Неужели это все взаправду?»
Копачи взялись за полотенца, чтобы опустить гроб в могилу.
