Кампа в мареве неги и лени
И лагуны, блестящие сталью,
Над синью полей, пламенея,
Летят попугаи.
Изнурённая зноем трава
И вещает седая сова,
Что так было и будет веками.
Ни дороги, ни цели не зная,
Вперёд наугад по безлюдным степям Парагвая.
Каратеев М. Д.
Автор благодарит Дмитрия Деева за перевод раритетных материалов для этой повести.
– С Новым 1931-м годом, господа! – генерал Беляев улыбнулся в редкую бородку на узком лице, глаза хитро оживились за круглыми стёклами пенсне.
– Первый раз встречаю летом! – Дмитриев приподнял тёплую тыковку с серебряной трубкой и сетчатым наконечником. В горячей воде заваривались листья падуба, над столом серпантином поплыл дымок, комната наполнилась горьковато-древесным запахом.
– Южное полушарие! – пояснил Серебряков, чокаясь с ним своей тыковкой. – Парагвай!
– Йерба-матэ… – Дмитриев, осторожно втягивая напиток, поморщился от непривычного вкуса. – Самый последний сорт уругвайского кофе лучше этой первобытной смеси. – К горлу подкатил комок, вспомнился тот отвратительный напиток в ковше. С усилием подавил позыв рвоты.
– А не засиделись ли мы в Асунсьоне? – неожиданно спросил Беляев.
– Я определённо нет. Всего-то полгода здесь, – Дмитриев потрогал обожжёный язык.
– Догадываюсь, пригласили не только ради Нового года. Ведь так, Иван Тимофеевич? – Серебряков сердито посмотрел на генерала. – Снова в Чако? Ад в горловине континента! Плюс пятьдесят, воды нет! Что там ещё изучать? Погибнем или аборигены съедят.
– Одиннадцать раз не погиб и на сей раз повезёт. Peradventure! Наудалую! Девиз моего рода. Имел аудиенцию у министра обороны. Приказано найти Питиантуту.
– Шенони поверил в мифическое озеро?! Оазис в сельве?! – Серебряков ударил костяшками по столешнице. – Плод воображения Ваших чимакоко! Подождите, при чём здесь министр? Зачем нашей босоногой армии озеро за тысячу вёрст от ближайшей эстансии? Впрочем, не удивляюсь, генералы до сих пор носят наполеоновские треуголки!
– Найти Питиантуту – задача стратегическая. От этого зависит успех в грядущей войне с Боливией.
– Зачем боливийцам Чако?
– “Стандард Ойл” обнаружила нефть. На их кредиты Боливия закупает оружие в Европе, армия уже тридцать тысяч, а у нас нет и пяти. Однако просчитались! – Беляев снова хитро улыбнулся. – Войну выиграет тот, кто лучше знает Чако…
– То есть Вы!
– …составит карты…
– Опять Вы!
– …контролирует источники воды…
– Мифическую Питиантуту!
– … и кому помогают индейцы.
– Конечно, Вам! За Вас, вождя клана “тигров”! – Серебряков пафосно поднял тыковку.
– Весь Асунсьон говорит о твоей “высокой должности” у аборигенов! А ведь ты дважды генерал! Стыдно! – возмутилась на мужа Александра Александровна. – Живут у нас неделями, ходят полуголые по комнатам, жарят змей, питонов, жаб! Полиция не пускает в город, так они по ночам пробираются, в окна стучат, у соседей выпрашивают консервные банки, бутылки! Ты им всю одежду отдал!
– Сашенька, ты же знаешь, как бедствуют в своём Чако, а ведь такие же люди, как мы, но никто к ним по-человечески не относится.
– А к нам?! Одиннадцать лет меняем страны!
– Здесь сохраним своё, родное.
– Чимакоки – родное?
– Я имел в виду мой “Русский очаг”.
– Эрн – родной. С “Очагом” помогает? Наоборот, к себе народ переманивает!
– Слышал о Вашем конфликте с генералом Эрном, – Дмитриев, виновато улыбнувшись, вернул тыковку Александре Александровне и отошёл к открытому окну, чтобы не чувствовался запах йерба-мате.
– Неприятная история… Николай Францевич перебивался грузчиком в Монтевидео, а до этого в Бразилии на кукурузной плантации. Жена с дочерью в Белграде, тоже с хлеба на воду. Я выслал деньги на переезд, выпросил подъёмные, отдал свою кафедру в училище, а он решил и “Очаг” со общиной забрать! Убедил министра выгнать французскую военную миссию! Союзников!
– Аргентина ближе и надёжнее, – возразил Серебряков.
– Не верю в их поддержку!
– Отчего?
– Весной в городе видел полковника Швайцера в гриме.
– Кто это?
– Начальник аргентинской разведки. А в штабе почему-то не знают. Подозреваю заговор с боливийцами. Ударят в тыл!
В комнате наступило молчание.
– А теперь факты! – Беляев достал из серванта тонкую серую папку. – В Чако боливийцы активно ищут лагуны и строят форты. Вот, читайте.
“Тувига приветствует Алебука! Видели десять боливийцев на мулах. Прошли в сторону Питиантуты. Если не придёшь, займут озеро, построят деревню. Со слов Тувиги записал капитан Гарсиа. Форт Пуэрто Састере. Отпечаток большого пальца вождя прилагается.”
– Тувига – вождь чимакоков, – пояснил Беляев.
– Алебук – Иван Тимофеевич, – Серебряков посмотрел на Дмитриева и улыбнулся. – Сильная Рука.
– Сам не знаю почему. Здоровьем не отличаюсь. Скорее, относится к Вам, – Беляев перевёл взгляд на Дмитриева и поморщился от яркого солнца. – Футбол, бег, водные лыжи. Что ещё?
– Мотоспорт.
– Чемпионат в Монтевидео понравился?
– Ещё бы! Первый в истории! Отменный футбол! Парагвай выиграл у Бельгии. Девятое место из тринадцати.
– Армия у нас тоже где-то снизу, – продолжал ворчать Серебряков, но в голосе уже слышалось согласие на очередную экспедицию. – А Боливия?
– На предпоследнем. Выиграем следующий чемпионат! Забью победный гол.
– Решили остаться? Офицеры нужны! – обрадовался Беляев.
– Дослужился только до кадета.
– Как с работой?
– Пока присматриваюсь.
– Подавайте в армию, дам рекомендацию, через год получите лейтенанта. Или милости прошу к нашим в “станицу”, десять вёрст от Энкарнасьона.
– Надо сначала увидеть.
– Тогда после экспедиции. Вот ещё рапорт.
“Асунсьон. В генштаб. Генералу Беляеву. По факту донесения вождя Тувиги мною предпринята экспедиция к лагуне Пича Хентода, где Вы установили столб. Обнаружены следы 10 мулов с боливийской стороны. Капитан Гарсиа. Форт Пуэрто Састере.”
– Военный вождь чимакоков Tомарахо тоже сообщил о боливийцах к западу от Пуэрто Касадо, а это наш главный порт на северо-востоке. Через пять дней “Кабрал” повезёт пехоту в Байя Негра. Вы со мной?
– Из Касадо втроём пешком по джунглям и саванне? Самоубийство! – Серебряков глубоко вздохнул.
– Из форта Хенераль Диас выдвигается отряд сопровождения с мулами и лошадьми.
– По старой дороге через Пирисаль-Больса и Каньядон-Санта-Алехандра?! Поросла паслёном. Не дойдут!
– Чимакоки помогут.
– Оранжереев с нами? – понизив голос спросил Серебряков.
– Игорь? Нет.
– Повезло, не будет страдать от жары. А я соскучился по морозам…
…В январе 1920-го под Нарвой было минус двадцать семь. Слышалась сильнейшая канонада и треск пулемётов, красные наступали. Дмитриев вновь почувствовал грядущее поражение и собственное бессилие. Вестовой принёс приказ эвакуировать раненых и больных, Северо-западная армия Юденича отступала на территорию Эстонии. На грузовиках в метель пересекли замёрзшую Нарву. Вокзал, товарные вагоны… обморок. Офицеры занесли в вагон с печкой в углу. Прибыли в Коппель, пригород Ревеля. По дороге умерли полсотни раненых. У Дмитриева обнаружили сыпной тиф и власти объявили карантин. Приготовился умирать у тёплой печки, но из Ревеля приехала мама и офицеры ночью тайно отвезли в квартиру.
