Жил Никанор в своей деревне под названием «Шестой лагерь», обитатели которого в конце пятидесятых отделились от совхоза «Вперед» и создали колхоз «За коммунизм». Другие хозяйства укрупняли, а вот их разделили. Потому как сам первый секретарь райкома партии был из этой деревни. Жители «Шестого лагеря» потом долго костерили своего высоко должностного земляка за такой «подарок». В совхозе, хоть небольшую, но зарплату получали деньгами, числились рабочими, пролетариями, и могли в любой день уволиться с трудовой книжкой, а тут превратились в крестьян крепостных, без права покидать пределы колхоза. А еще не зарплата, а трудодни, то есть палочки. И вот, в семье колхозника Кузьмы, за год до полета в космос первого космонавта СССР, родился сын, которого нарекли Никанором. Он вырос богатырем, окончил семь классов, выучился в райцентре на тракториста, отслужил на Дальнем востоке танкистом целых три года. Вернувшись узнал, что пока он пятнадцать суток ехал на поезде домой, помер отец, который возвратился после победы над фашистами без ног, с осколком в легких и с одним глазом, но все же, всем смертям назло, сумел уговорить жену родить ему троих мальчиков. И стал Никанор для младших и братом, и отцом. Прошли годы, мать померла, братья слиняли из колхоза при первой же возможности, Ему было уже за тридцать, когда он встретил свою Серафиму на районном слете передовиков сельского хозяйства. Девушке было всего двадцать, но она уже искусно управляла двадцатью элитными черно-пестрыми буренушками. Тракторист, по натуре стеснительный с женским полом, в этот раз не растерялся, как на танке подъехал к ней во время перерыва, поговорил, узнал, где она проживает и уже на следующий день вечером помчался на своем мотоцикле к ней. Так он мотался бы до бесконечности, но Серафима боясь, что останется старой девой, бразды правления уверенно взяла в свои руки и, обхватив сзади могучие плечи парня, поехала на его мотоцикле к нему в «Шестой лагерь». Не успел оглянуться, выросли дочка и сын, которые немного повзрослев, уехали жить в город.
Прошли годы. Сначала исчез соседний совхоз «Вперед», за тем настал черед развалиться и колхозу «За коммунизм», который, пусть один раз в год, но всё же платил колхозникам зарплату соломой и зерном. Вскоре и сама деревня «Шестой лагерь» превратилась в маленький хуторок. Оставшись без работы, Никанор попытался выращивать скот, но цены на мясо были до того низкими, что пришлось от этого занятия отказаться.
Как-то раз в деревню приехал его бывший сосед, уехавший насовсем из деревни еще в конце девяностых. На людей посмотреть и себя показать. Никанор пригласил его переночевать. За столом, после баньки, он похвастался, что в Москве работает у одного миллионера дворником. Платит тридцать тысяч рублей в месяц, кормит и одевает, по праздникам премию отваливает. Живет у него на даче в отдельном доме с женой. Она тоже работает у хозяина поваром, между прочим, получает, как и он, тридцать тысяч. Позавидовал Никанор соседу белой завистью: молодец, какой! А тот и говорит ему, мол, айда со мной в Москву. У моего хозяина есть сосед, генерал. Так вот, ему нужен работник: дом охранять, баньку топить, за садом ухаживать… Вечером Никанор не стал принимать предложение соседа, решил сперва подумать до утра. А ночью поговорив с женой, решил поехать с бывшим соседом в Москву, подзаработать маленько. Вон, крышу надо менять, баня постарела, везде деньги нужны…
Столица показалась Никанору каким-то чужим, иностранным городом. Он здесь бывал еще в восемьдесят седьмом году, когда ему в Кремле сам Горбачев вручал орден Трудового Красного Знамени за ударный труд на благо Родины. Ему тогда было всего двадцать семь лет, и среди других получателей награды он выглядел зеленым юнцом. Над ним даже по-отечески пошутил Михаил Сергеевич: «Ну, товарищ, если так же будешь пахать на своем тракторе, скоро твою грудь будет украшать пятиконечная звезда Героя».
Ему стало грустно и тоскливо. Всегда разговорчивый сосед тоже изменился, вдруг замкнулся и на вопросы Никонора отвечал с раздражением в голосе. А когда подъехали к дачному поселку, уже без обиняков заявил: «Извини сосед, к себе не могу пригласить. Мой хозяин не разрешает мне приводить в дом не то, что друзей, даже родственников. Вон, видишь двухэтажный дом, там живет этот генерал. Иди, сам поговори… Только не говори, что я сказал. Мой, если узнает, сразу меня выгонит. Здесь нравы другие, болтливых батраков не любят».
