Целую ночь мела метель, а под утро стало холодать. Свистела печная труба, хлопала железная крыша, скрипела росшая у дома старая береза. Хаят-апай, окончательно проснувшись, взглянула в окно. Хотя и ничего не было видно, она почувствовала, что непогода прекратилась. На душе у нее было тревожно. Не давал покоя сон, будто внук Тагир вернулся из армии и говорит с порога:
− Нэнэй1, у тебя в доме холодно, я буду жить в бане.
– Ишь что надумал! – возразила она ему и проснулась.
«К чему бы это?» – подумала старушка, нехотя оставляя постель. Поднялась, щелкнула выключателем: света не было. Видимо, боясь замыкания из-за бурана, его отключили электрики. Она зажгла старую керосиновую лампу, растопила печь. Затем взяла ведро, долго терла его тряпкой и вышла доить корову.
Когда совсем рассвело, Хаят-апай, накормив скотину и птицу, взяла лопату и приступила к уборке снега. Ближе к полудню напротив дома остановился военкоматский «Уазик». Из него неспеша вышли капитан и женщина в черном меховом полушубке, в разноцветном платке.
– Бог в помощь! – издалека приветствовал капитан старую женщину, стараясь казаться веселым. – Вот тебе и январь, столько снега навалил! Здоровья желаю, Хаят-апай! С новым годом!
– Здравствуй, Хамит, с новым годом! – улыбнулась хозяйка, прислоняя лопату к забору. – Нынче почти каждый день метет. Какими судьбами? Редко появляешься в деревне…
– К тебе, Хаят-апай, к тебе…
Капитан осторожно открыл калитку, помог спутнице пройти во двор. Почувствовав неладное, Хаят-апай вздрогнула:
– Что-нибудь с Тагиром? Он жив?
– Жив, жив… – поспешил успокоить старушку капитан. – Только…
– Что с ним? – упавшим голосом проговорила Хаят-апай, хватаясь за сердце.
– Не волнуйтесь, бабушка, – вступила в разговор женщина, приехавшая с капитаном. – Ваш внук жив и здоров… – Она подошла к женщине, ласково взяла ее под локоть. – Только… он… попал в плен…
Хаят-апай резко вырвала руку.
– Какой плен? Он что, в Чечне? Ведь он служил под Оренбургом? – Oна растерянно обвела взглядом гостей. – Ты, Хамит, обещал, что его не пошлют в Чечню…
– Я тоже так думал, Хаят-апай, – начал оправдываться Хамит. – Кто же знал, что его часть отправят туда?
– И когда он… попал в плен? – старушка никак не могла поверить в случившееся. – Может, ошибка? Откуда узнали?
– К сожалению, это факт… – вздохнула женщина. – Я из комитета защиты семей военнослужащих. Лидия Степановна Золотарева, – представилась она. – Из Чечни нам передали список военнослужащих, попавших в плен. Из Башкирии трое. Вернее, было четверо. Один погиб, был тяжело ранен.
– Хамит, – хозяйка растерянно повернулась к офицеру, – ты же заверил меня, что мой внук туда не попадет…
– Хаят-апай, не ищите виноватых. Я отговаривал его, он ведь единственный кормилец, по закону освобождается от службы. Нет, заупрямился: хочу, дескать, как настоящий мужчина, отдать свой долг Родине, – с горячностью пояснил Хамит. – Поехал, называется…
– Когда же он успел попасть в плен? Его же призвали только в прошлом году, в конце октября, – недоумевала старушка.
– На днях, аккурат первого января… – ледяным голосом ответила Лидия Степановна, пытаясь вновь взять старушку под руку. – Их, необученных, только что принявших присягу, бросили штурмовать Грозный…
– Моего первого мужа тоже в сорок первом под Москвой без оружия повели в атаку. Там и погиб, – вдруг задумчиво произнесла хозяйка.
– Хаят-апай, у Лидии Степановны два года назад единственный сын в Чечне погиб, – дрогнувшим голосом сообщил Хамит, осторожно поглядывая на женщин. − Он охранял военный склад.
Возникла гнетущая пауза. Хаят-апай сухонькими пальцами сжимала концы платка. Золотарева едва сдерживала слезы.
– Пойдемте в дом, – как-то обреченно пригласила хозяйка. – Там поговорим, за чашкой чая…
– Хаят-апай, может, не стоит? Лидии Степановне сегодня еще в Уфу надо вернуться, – робко возразил Хамит.
– Если не хочешь, можешь не заходить, – отрезала старая женщина, направляясь к двери.
– Мы бы потом покушали, в районе… – стушевался капитан.
– Где ты видел, чтобы у нас путника отпустили голодным?! Вижу, ты в райцентре начал забывать обычаи своего народа? – с укором произнесла хозяйка.
– Скажешь тоже, Хаят-апай… – пробурчал Хамит, стряхивая снег с сапог, и направился за женщинами в дом.
Пока хозяйка накрывала стол, гостья с интересом рассматривала висевшие на стене фотографии.
– Это ваш внук? – спросила она, показывая на снимок, где мальчишка гордо стоял, прижимая к себе велосипед.
– Да, – ответил Хамит вместо Хаят-апай. – Ему здесь четырнадцать лет. Это я, как вернулся после окончания военного училища, подарил Тагирке велосипед. Он мне племянником двоюродным приходится…
– Красивый рисунок… – продолжила гостья, останавливая взгляд на полотне, нарисованном маслом.
– Тагир рисовал, еще в девятом классе учился, – с гордостью прокомментировала Хаят-апай, расставляя тарелки. – Потом, перед армией, все перерисовал… Садитесь к столу… Хамит, возьми из шкафа графин с вишневой наливкой…
За чаем беседа вначале шла о погоде, о приближающейся весне, о развале колхозов… И только когда уже завершили трапезу, Хаят-апай задала гостям неотвратимый вопрос:
– Как спасти Тагира? Ведь вы, я надеюсь, сюда приехали не только сообщить мне страшную весть, – заговорила она, складывая чашки на середине стола. Было заметно, что самообладание вот-вот оставит женщину, но усилием воли она держала себя в руках.
– Мы позвонили вице-президенту Чечни, – ответила Лидия Степановна, с нескрываемым уважением наблюдая за поведением старушки. Она была до глубины души тронута тем, как мужественно приняла эта женщина тяжелое известие. – Он обещал отпустить парней, но только если за ними приедут матери…
Хаят-апай молча вскинула вопросительный взгляд на Золотареву. «Вот это выдержка! – отметила про себя Лидия Степновна. – Железная воля!».
– Он сообщил, что, если они сейчас отпустят пленных, их как изменников Родины могут расстрелять свои же. К сожалению, он прав: у нас такой бардак, если и не расстреляют, снова пошлют в пекло… – объяснила она ситуацию.
– Конечно, чеченцы хотят на пленных политику делать… – вмешался в разговор Хамит.
– Не знаю, чего они хотят, мне наплевать, – зло выговорила гостья. – Нам надо своих детей вызволять…
– Я поеду, – спокойно произнесла Хаят-апай. – Куда и к кому обращаться?
Городская дама и Хамит удивленно переглянулись.
– Хаят-апай, тебе семьдесят с лишним лет, об этом не может быть и речи! Там война… – растерялся капитан.
– Лучше пошлите какую-нибудь родственницу. Мужчин нельзя, сами понимаете, – поддержала Хамита гостья. – Все координаты дадим.
– Мне некого посылать! Мы с Тагиром одни, – упрямо ответила старушка. – Сказано, сама поеду, значит, так и будет! Куда и когда ехать?
