Я посвящаю эту небольшую книгу своей милой девчушке, в честь наших отношений, которые не смогли увенчаться успехом. Некоторое из того, о чем я буду писать, не должно было быть здесь, ты уж извини меня за это, просто по-другому я не смог.
Я не хочу тебя вернуть. Не хочу. И не хочу, чтобы этот текст каким-то образом задел тебя и обидел настолько, что ты не сможешь меня простить. Я хочу всего лишь отдать должное этим отношениям, хочу высвободить свои мысли, эмоции, мне от них стало слишком тяжело.
День за днем, главу за главой, страницу за страницей, я буду выжигать тебя из своей памяти, вырывать все то, что стало мне родным. Буду пытаться не жалеть о том, что мне приходится это делать. Я знаю, что нам обоим было плохо, и не раз. И эти строки говорят о том, что я готов все окончательно разрушить, убавить свою чувствительность к этому до бесчувственности.
Эта книга будет холодной, как огонь, и жаркой, как лед. Когда будет нужно, чтобы она тебя согрела, она тебя еще больше обложит льдом, а когда ты захочешь, чтобы она тебя остудила, она обожжет.
Это будет очень честная и правдивая книга, где я предстану пред тобой, хотя бы один раз полностью открытым, не скрывая ни малейший факт, ни самое незначительное событие, ни одну самую быструю, короткую и плохую мысль.
Ты не смогла не уйти, а я не смог не написать об этом.
Я тебя простил, и ты меня прости, ладно?
Мне кажется, что это будет мой самый тяжелый текст.
Я не мог писать первые несколько дней. Признаюсь честно – не было сил. Сколько я думал о том, что произошло, почему все повторилось, почему ты решила уйти, почему я такой неисправимый и невыносимый – сложно себе представить. Меня терзали всякие разные мысли, от плохих, до очень плохих. И когда я чувствовал, что мне становится невыносимо больно, я, не глядя на время, шел спать. Мне немного повезло, что у меня график на работе скользящий, и такая возможность впасть в спячку предоставлялась регулярно.
Знаешь, я стал больше ссориться по пустякам со всеми. И больше всего молчал. Молчал, копил все в себе, как пороховая бочка, был готов взорваться в любой момент, и даже взрывался. К счастью, у меня хватило сил собираться и идти дальше.
Я ехал по этим брестским улочкам, смотрел на красивые светящиеся вывески на зданиях, наблюдал за людьми, спешащими, по всей видимости, домой, и вел непринужденную беседу. Надо сказать, этот парень водит свое авто очень умело, я так точно не смогу. Но так же умело построить диалог не получалось. Все говоришь о посредственном и том, что никакого отношения не имеет к тому, что у меня происходит внутри: о каких-то машинах и железяках к ним, в коих я не разбираюсь даже на чуть-чуть, о работе в Польше, о матушке-России и как в ней жить – обо всем, что никоим образом не касалось бы личных отношений.
Эта холодная и унылая зима, практически без снега пришедшая в этот город, не добавляла никакой пикантности или чего-то такого, чтобы я мог пострадать со вкусом. Знаешь, раньше меня куда больше заботило то, что люди обо мне подумают, что они скажут, как я буду выглядеть в их глазах и как мне поправить свое положение. Я хотел не дружить и быть другом – это мое любимое. Звучит более правдиво, чем странно, на самом-то деле. Наверное, если до этих строк доберется кто-то из моего временного окружения за все эти годы, особенно из числа парней, то со мной перестанут даже здороваться. Люди у нас такие, тебе ли не знать. И мне сейчас совершенно неважно, пусть от меня отвернутся хоть все, потому что я сам закрылся, сам спрятался, не хочу никого к себе подпускать близко. И отчасти в этом виновата ты, конечно.
На самом деле я хотел начать писать еще вчера, но не смог. У меня совершенно не осталось на это времени. Все мое дневное время занимает университет, а вечером мне хочется просто отдохнуть, снять напряжение в мозгах просмотрами каких-нибудь бесполезных телепередач и неумелой готовкой макарон. Я бы и не смотрел этот телевизор, наверное, но в этой тесной квартирке больше ничего нет, чем можно было бы заняться, интернета нет, то есть. Даже жутко осознавать, что теперь и у меня понятие «есть все» помещается лишь в наличие безлимитного интернета. Я тебе не раз говорил о том, что люди с появлением и глобальным распространением прогресса деградируют. Человек в принципе теряет все, что он умеет, все навыки, все знания, за него думает и решает интернет и поисковые системы. Человек стал заниматься рутинной работой, ну или любой другой, не приносящей пользы на самом-то деле, только лишь для того, чтобы обогатить корпорации и позволить им выделять каждому человеку скудное жалованье, привязывающее его навеки к этой работе. Но ты не стала бы выслушивать это «нравоучения», как ты их называла, сейчас, это я понимаю. У тебя другой мир, другие стремления, другие приоритеты. Ты не раз говорила, что мы совершенно из разных миров. Знаешь, я до сих пор этого так и не понял, потому что не вижу никакого другого мира. Для меня он по-прежнему один, огромный, неизведанный, таинственный, но все же он один, и люди в нем живут по давно известному сценарию.
Я в какие-то моменты стал скучать по твоему пению, которое меня часто раздражало. Я с большим огорчением осознал тот факт, что ты оставила свой след везде. О чем бы я ни подумал, куда бы я ни глянул, практически везде есть частичка тебя. Знаешь, если бы у нас было все хорошо, это можно было бы счесть за действительно стоящий комплимент, но при сегодняшнем раскладе, когда ты ушла, это как дополнительный камень на шее.
Тобой пахнут другие девушки. Они проходят мимо или стоят в коридорах, и я улавливаю этот запах. Он мне нравится. Он всегда мне нравился. Со стороны, наверное, можно не понять того, что я инстинктивно на какое-то незначительное расстояние сближаюсь с предполагаемой тобой в лице другой девушки. Поворачиваю вслед за девушкой свой нос, втягиваю этот пока что еще родной и любимый запах и говорю себе: похоже на тебя, очень похоже.
Я помню, что ты постоянно ревновала к тому, что я осматриваю других девушек с головы до ног, и более всего задерживаюсь на их ягодицах. Я так и не смог тебе объяснить, что тяжело не смотреть на то, что перед твоим носом вываливают. Да и природа мужская такая, к сожалению. Но что я понял: то, что входит в мой внутренний мир, что видят мои глаза, что познает мое осознание, не может меня характеризовать, как личность. Меня может характеризовать только то, как я на это реагирую и что делаю с этим приходящим дальше. Я не хочу этих девушек. Я не думаю о том, что мне хотелось бы с ними чего-нибудь попробовать в сексе только из-за того, что у них маняще-красивые ягодицы. Оценивать – оцениваю, но не более того. К счастью, сейчас холодно, девушки ходят примерно, как кочаны капусты. Ты знаешь, что я очень негативно отношусь к тому, что девушки оголяются. Мне это не нравится по соображениям нравственности. А то, что я мужчина, нормальный мужчина, и мне нравится женское тело – так что в этом плохого? Что плохого в том, что я не с отклонениями, как те, которые принадлежат к нетрадиционной ориентации? Я так тебе и не смог объяснить. И когда говорил тебе о том, что ты не уверена в себе, я ошибался. Это было не так уж и важно в этом вопросе. Был другой факт, более значимый и важный – ты была не уверена во мне! Я не знаю, почему я упускал это из виду. Хотя, может быть потому, что я ничего не мог с этим поделать. Человека, постоянно ищущего повод для недоверия, невозможно «законсервировать», заставить его всецело мне поверить и сохранить это свойство.
