Стояла осень. Ещё вчера на улице все берёзы были жёлтыми, а клёны шелестели бордовыми листьями. К вечеру поднялся сильный ветер. Всю ночь он шумел, стучась в окно спальни, а под утро стих. Я проснулся оттого, что мои старшие братья что-то оживлённо обсуждали между собой. Сегодня было воскресенье, поэтому они не пошли в школу, а я в детский садик. Забравшись к ним под одеяло в их огромную постель с железными никелированными спинками, которая стояла около окна, я увидел, что на улице всё белым-бело от выпавшего на Покров октябрьского снега. Листвы на деревьях почти не осталось. Но братья обсуждали не это, а упавший тополь, который теперь лежал на нашем дворе.
В изголовье их кровати стояла побелённая печь, вся изрисованная Володей и Юрой. Там ползли стреляющие танки и летели самолёты с красными звёздами. Родители не ругали моих братьев за эти художества, которые появились вскоре после побелки печки, поэтому картина постепенно пополнялась новой нарисованной техникой.
Рухнувший тополь ещё вчера выглядел таким крепким и незыблемым, что видеть его сегодня сломанным пополам казалось немного странно. Внутри дерево оказалось трухлявым. Тополя живут по шестьдесят – восемьдесят лет, как люди. Они сыплют в июне обильно тополиным пухом, а в августе уже пожелтевшей листвой. Сегодня ночью дереву пришёл конец. Это случилось в полной темноте, когда все спали. Гигант лежал на земле и ждал, когда его распилят на дрова. Впереди была зима с её суровыми морозами. Дрова были совсем не лишними. Но тогда я об этом совсем не думал. Мне было просто жалко дерево, которое неожиданно закончило свой жизненный путь под напором крепкого ветра и теперь лежало чуть прикрытое, как саваном, белым снегом. Таким красивым и чистым белым снегом, сменившим враз золотую осень на ослепительно серебряную зиму.
В ботанике по систематике тополя относятся к семейству ивовых. Удивительный факт для обычного человека, но не для биолога. В деревне, напротив дома, который мы с женой купили вместо дачи, росла огромная раскидистая ива с толстым стволом. Скорее всего, это была ива белая (Sálix álba), которую в деревнях обычно называют ветлой. Почему говорю: скорее всего, потому что по образованию я всё-таки зоолог, а не ботаник. Ива была очень высокой и очень старой. Никто из коренных местных жителей не помнил её маленькой. Часть её толстых ветвей уже давно умерло. Теперь они тянулись, как голые руки, к небу. Эту иву очень любили птицы. Иногда дерево посещали редкие для нашей местности виды. Мне посчастливилось увидеть на ней даже пару удодов. Этих красивых птиц ни с какими другими не спутаешь. Они перепрыгивали по толстому нижнему стволу ивы, периодически поднимая на голове рыжие хохолки с чёрными кончиками перьев. Потом удоды раскрыли свои чёрно-белые полосатые крылья и улетели. Всё длилось не более минуты, но эта неожиданная встреча оставила массу впечатлений. За годы, что у нас там дом, я наблюдал на дереве сизоворонку, золотистых щурок и даже таёжную кедровку. Нечасто у нас встретишь и таких гостей, как дубонос, дербник, серый сорокопут и иволга, но и они все успели попасть в моё поле зрения на старом высоком дереве. Про обычных птиц, таких как дрозды, свиристели, славки, зелёный, седой и другие дятлы, овсянки, синички, ласточки, сороки, вороны, воробьи, ястреба, и говорить не приходится. Круговерть воздушных жителей была бесконечная. Как ни взглянешь, а там опять кто-то новый сидит. Наработаешься, присядешь на крылечко и смотришь на птичек. Отдыхаешь.
На ветле никто не гнездился. Несколько лет скворцы выводили птенцов в дупле, что сработал большой пёстрый дятел, но однажды в июне, в сильную грозу вершину сломал ураганный ветер – аккурат там, где было дупло. К счастью, птицы не пострадали каким-то чудом. Птенцы были уже взрослыми, поэтому через пару дней благополучно слетели и встали на крыло.
Но однажды дерево кончилось. Как-то в конце лета мне друг прислал из деревни на телефон сообщение: «Был сильный ветер. Ветла упала». В выходные мы приехали в село. Напротив нашего дома на склоне лежал рухнувший гигант. Вся сердцевина была трухлявая. Соседские козы догладывали кору на ещё недавно живых ветвях. Белая ива живёт шестьдесят – восемьдесят лет, как человек.
Из высоких деревьев перед избой осталась только старая ель. Из птиц её посещают в основном клесты, совы да дятлы. А из пенька ветлы выросли вверх длинные молодые ивовые побеги. Жизнь не остановить.
В августе 1973 года мне было пять лет. Солнце клонилось к закату, а меня никак не забирали из детского садика домой. Обычно летом это делали мои старшие братья: Володя либо Юра. Они приезжали за мной на голубом детском велосипеде «Школьник», усаживали на раму, и везли три квартала до дома. Почти никогда не опаздывали, а сегодня их не было. Бедная дежурная воспитательница сидела со мной около бассейна. Здание детского садика было уже заперто. Всех детей часа два как разобрали, только не забирали меня. Воспитательница поинтересовалась, смогу ли я ей показать, где мой дом. Я утвердительно кивнул головой. Она сказала: «Подождём ещё десять минут. Если за тобой не придут, то пойдём».
Прошло ещё минут пять, и вдруг через калитку к нам приехал на велосипеде мой брат Юра. Он извинился перед повеселевшей воспитательницей и, посадив меня на раму «Школьника», покатил к дому. Я спросил его: «Что так поздно?» «Кино по телику интересное показывали – "Семнадцать мгновений весны", про разведчика. Завтра новая серия, так что я тебя пораньше заберу, до кино», – ответил брат, налегая на педали. Улица была практически безлюдна, хотя солнце село недавно и было ещё светло. Навстречу нам попался пузатый дядька. Я спросил Юру: «А почему у него такой живот?» «Он тазик проглотил. Вот будешь взрослым, проглотишь тазик, у тебя такой же живот будет», – серьёзным голосом ответил брат.
Когда мы приехали, я уселся дома ужинать за кухонный стол вместе со всеми. Мама, раскладывая жареную картошку с грибами по тарелкам, поинтересовалась у меня: «Андрюша, а ты чего с нами сегодня фильм по телевизору не смотрел? Очень интересный». Я взглянул на старших братьев, которые засунули сразу после её вопроса носы в тарелки. «Играл в солдатиков на дворе», – ответил младший из сыновей, опустив свой нос в тарелку.
Сам фильм полностью мне удалось посмотреть только зимой в 1975 году, ещё перед школой. Безусловно, эту классику отечественной киноиндустрии я пересматривал в течение жизни неоднократно и как многие выросшие в СССР знаю наизусть цитаты из фильма. Но первое моё знакомство с киношедевром состоялось заочно.
