Кантилена для мертвеца. (мистическая драма)
Горьким словом своим посмеюсь я…
(Пророк Иеремия)
– Что есть Православная Вера? – стуча зубами, произнёс Серафим.
Из под спутанных и опалённых местами длинных волос, глаза сверкали безумным блеском. Порывы ветра обнажали изувеченный огнём лик с остатками длинной бороды, что ужасными клочьями свисала с перемазанного сажей лица, половина которого была покрыта сильным ожогом. Искусанные в кровь губы опухли, и было видно, что слова давались ему с трудом. Овечий тулуп лежал неподалёку рядом с большой холщовой торбой, из которой обычно кормят коней. Тут же были брошены сапоги священника, принесённый топор и Евангелие. В своём виде он был страшен. Мрачную картину дополняла длинная ряса, разорванная на груди, на которой буквально сиял огромный православный наперстный крест, крепко зажатый в кулаке.
Дом колдуньи Химы представал в виде дымившегося рухнувшего перекрытия и деревянного остова, где ещё местами вспыхивали языки пламени, средь которых возвышалась чёрного цвета печь. Священник стоял настолько близко к пепелищу, что иногда клубы дыма полностью скрывали его фигуру. Он не отступил ни на шаг, после того, как кинул три гранаты в дом, последняя из которых разорвалась в воздухе, едва оторвавшись от руки Серафима.
И ветер…. На всем пространстве, от горизонта до человека у сгоревшей хаты, прикрытого мокрой рваной одеждой, покрытой тонкой коркой льда. Ветер, что сковывал ледяными руками горло, заставляя заикаться.
От беспощадных порывов, священника сотрясал страшный озноб, заставляя трястись руки и голову.
– А ты сэ-сп… спроси…! Давай, не бойся…. Спроси меня, и я отвечу…. А отвечу так – это та Вера, в которой не калечат и не убивают заблудших, а лечат Божьим Словом. Вера, основанная на смирении и покаянии, всё, как проповедовал Иисус Христос. Мя знаши, что в иноземной Вере того, кто оступился по незнанию или намеренно, от имени Бога лишают жизни, и лишают так, что ужо есть сомнения, как может человече до такого додуматься, какими изуверскими способами расправляются с несчастными. А коли и признается человек, даже в том, чего не было, то ему прямой путь на эшафот, и всё это на потеху публике. Но так быть не должно. Не правильно это…. Прежде надобно бы выслушать заблудшего, а со Словом и раскаяние приде….
Он взмахнул рукой, от чего замерзший рукав рясы громко «стукнул» о штаны.
– Вот как учит Православная Вера, бо свидетельствую я, что Она есть Правда….
Огромного вида всадник, в развевающихся бесформенных одеждах, голову которого скрывал капюшон, накинутый поверх арабского тагельмуста, что закрывал лицо, сидел верхом на таком же, огромном коне чёрной масти покрытым бесформенной плотной чёрной попоной. Он появился из тёмного леса, расположенного за полем, что пугал своей мрачностью и размытыми очертаниями в тусклом лунном свете. Порывы ветра и движения рук иногда распахивали плащ, под которым обнажалась статная фигура, одетая в плотный стёганный акетон и безрукавный сюрко перехваченный ремнём. Ноги защищали плотные штаны и высокие ботфорты. Расположившись за спиной Серафима, он слушал слова священника, не выдавая, но и не скрывая своего присутствия. От долгого стояния на принизывающем ветру, конь иногда встряхивал гривой, переминаясь с ноги на ногу.
Знал ли, или же догадывался священник о всаднике и таившейся для него смертельной опасности, сказать трудно. Можно лишь предположить, что боялся он лишь одного…, нет, не смерти, как ни странно… Он боялся того момента, когда наступит невозможность сказать всё, что ему хотелось.
– Кто скажет мне против? Выходь! Не боись, пальцем не трону, говори, коли есть что сказать, а я выслушаю, будь ты немец- латин, басурман али другой инородец! А може ты выбрал себе господином тёмную силу, так и для тебя слова найдутся. Захочешь ударить меня, так ударь, а я стерплю, и зла держать не буду. Но Веру мою не тронь! Веры, что от Христа не касайся, коли имеешь грязные помыслы или суждения. За себя, русский человек тебя простит, он такой, а вот за Христа не обессудь…. Не веришь? А спроси, хоть немца, хоть поляка, а хоть турка или свия…. Много тут всяких было, да только где они сейчас? Слышишь меня?
От очередного порыва ветра густой дым обдал лицо батюшки, в глазах сильно защипало, и тут же покатились слёзы. Он прервался на полуслове от того, что зашёлся сильным кашлем. От смрада пожарища конь громко захрипел, звеня сбруей и, несколько раз встряхнул головой. Словно успокаивая животное, всадник прикрыл ноздри коня, а затем провёл рукой по шее.
– Я знаю, что слышишь мои слова, хоть и не вижу тебя. Выходи, кто бы ты ни был, хошь с мечом, хошь с пистолем, а моё оружие супротив тебя будет Слово. И такое Слово, которое всему начало. И было Слово от Создателя, а посля от Спасителя и от Святого Андрея было Слово, что посеял зёрна Христовой Веры. И ходил ногами Андрей там, где стоит сейчас Киев, где есть сейчас вся Православная Русская земля. Так убей меня, но что скажу, ни вытравить, ни выжечь не сможешь. Сильную власть имеет Слово и мои убеждения.
Холодный и колючий снег, смешанный с дождём беспощадно хлестал по лицу. Серафим словно чувствовал, что находится на грани помешательства.
– Не за Веру действия мои, а вопреки, прикрываться Богом не стану, тут я смутьян и отступник, решившийся на подобное и сам отвечу. А коли надо, так и в геенну сойду не дрогнув. То огнём я сделал, с солдат обучен этому умению, – он указал рукой на лежавшую торбу, в которой принёс несколько самодельных гранат, – А сделал, чтобы спалить бесовское гнездо, чтобы другие на себя грех не взяли и не держали бы ответ до седьмого колена.
Он наклонился к земле, зачерпнул ладонью снег и приложил комок к губам.
– Ведомо мне стало, что прихожане мои стадно замыслили недоброе по неразумению, а тут я один и ответ мне одному держать. А они, ослеплённые ненавистью, совсем забыли про деток своих, коих я при крещении на руках держал да благословение давал. Вот ведь какой грех на себя взял. Потому как нет у меня ни жены, ни ребятишков, нет никого кроме Бога, вот я к нему и отправлюсь, как призовёт, а там уж пусть Он решает, как со мной поступить, – Серафим повернул голову в сторону хутора и крикнул, указывая на пепелище, – Ну, этого вы хотели…? Теперь довольны…? Господи, покарай меня! Разверзь небеса и порази молнией в назидание тем, кто замысливает недоброе.
Но небеса не разверзлись, а наоборот, тяжёлые тёмно-серые облака, словно льдины в весенний ледоход, наползали одно на одно, и казалось, что вот ещё немного и обрушится вся эта чудовищная масса на землю.
