Часть первая. «Список восьми»
Поэт Василий Романов – невысокого роста сорокапятилетний мужчина, одетый в мятые брюки и серый вязаный свитер, из-под ворота которого выглядывал узел небрежно повязанного галстука, стоял у окна. Смотрел с высоты четвертого этажа на размахивающего длинной метлой дворника во дворе и думал о том, как хорошо, наверное, быть неизвестным человеком, которого никто не знает, никто не трогает, не оскорбляет ни словом, ни делом, ни за что ни про что.
Половина зимы прошло, а снега не было. День был холодным, погода пасмурной, настроение, как у Романова, так и у его товарища Никиты Малявина – автора и ведущего телепрограммы "Криминальный репортаж" – подавленным и мрачным.
– Ты случайно не знаешь, когда пойдет снег? – спросил Малявин. – Что там синоптики говорят?
"Синоптики говорят: достали вы нас со своим снегом", – мысленно ответил Романов, а вслух сказал о том, что, если верить телевизору, циклон, надвигающийся с Ледовитого океана, дойдет до них через пару-тройку дней, но осадки, по всей вероятности, будут весьма незначительными.
– Значит, не пойдет, – подытожил Малявин. – Жалко. Без снега как-то совсем тоскливо.
Тяжело поднявшись из-за стола, он подошел к Романову. Похлопал ладонью по плечу и, немного помолчав, сказал:
– Да не расстраивайся ты так, Вась. Мало ли что про нас в газетах пишут?
"Конечно, мало, – подумал Романов. – Но лучше б вообще ничего не писали, чем так".
– Да как, Никита, не расстраиваться? – ответил он. – Ты же знаешь: я не из тех, кто сделает подлянку, а потом обижается на того, кто предал ее огласке. Заслужил – получи! Но тут-то совсем другое дело.
Малявин согласился:
– Другое.
– И ведь главное, за что? Я, понятное дело, не ангел, но чтоб вот так?.. У меня просто нет слов!
Малявин и тут согласился: подобрать слова в данном случае действительно нелегко.
– Ну, посетил я несколько закрытых вечеринок, – продолжал Романов. – Так я же не один их посещал – правильно? – кроме меня, там не одна толпа бездельников побывала… Ну да, выступал по телевидению. Но опять-таки, я не напрашивался – меня туда приглашали, причем, иной раз весьма настойчиво… Еще на презентациях бывал и фуршетах разных, но это уже не в счет.
– Всё в счёт.
– Нет, нет, надо что-то делать, надо придумать, как добраться до этих журналюг.
Мысль о том, что оскорбление, нанесенное журналистом Всевидящим, должно быть отомщено, не давала Романову покоя с того момента, как он прочитал в газете "Губернские ведомости" статью под названием "Худшие люди года". Конечно, можно было по совету Малявина не обращать внимания на абсурдные обвинения в прожигании жизни, но вся беда заключалась в том, что люди, прочитавшие сегодняшний номер ведомостей, это вряд ли когда забудут – пройдут годы и, услышав фамилию Романова, они будут всё также спрашивать:
"О каком Романове идет речь? Уж не о том ли, кто некогда получил приз "Большая затычка?"
Дворник ни на минуту не останавливался. Подобно равномерно качающему маятнику он размахивал метлой из стороны в сторону и, собирая раскрошенный колесами автомобилей лед, потихоньку шаг за шагом двигался от одного подъезда к другому.
– Нет, это просто невозможно, – ударил кулаком по подоконнику Романов. – С этим невозможно жить! Я убью их!
– Вась! Ну, чего ты? Успокойся, – тихим голосом попросил Малявин. – Сядь.
– Не могу я успокоиться! Не могу сидеть! Не могу стоять! Даже думать ни о чем не могу – хочу действовать!
– Что ты хочешь?
Романов сказал, что хочет пойти в редакцию, и там, не разбирая, кто причастен к сегодняшней публикации, кто нет, забить всех подряд. Охранник под руку попадется – охранника, журналист под псевдонимом Всевидящий – журналиста Всевидящего, главный редактор козел Бобриков – главного козла редактора Бобрикова.
– Ты чокнулся? – спросил Малявин.
Романов ответил: нет. И добавил, что поскольку в последнее время пьет меньше обычного, здравый ум и твердая память еще ни на секунду не оставили его без присмотра.
– Никита! Я всё понимаю: да, следует сидеть дома, да – не рыпаться, но… Не могу – хочу мстить!
Малявин мягко возразил Романову. Сказал, что за такую статью не мстить – под суд отдавать надо.
– А вот что касается того, чтобы побыть в одиночестве, то тут я с тобой полностью солидарен – это дело полезное, особенно для поэтов… Однако одним этим репутацию, думаю, все же не исправить. Хотя первое время посидеть дома, конечно, стоит.
– Хорошо, – согласился Романов. – А забить козла поможешь?
– Помогу. Но только в домино.
– Ты мне не друг!
– Ты сам себе не друг. На словах хочешь выпутаться из этой ситуации, а на деле только и думаешь о том, как бы ее усугубить.
Дворник остановился. Посмотрев себе за спину, он, казалось, впервые задумался над тем, чем ему приходится заниматься. На дворе январь, зима, а он, как и пять месяцев назад всё так же метет дорожки, только в этот раз не от мусора и опавших листьев, а от раскрошенного автомобилями льда.
Малявин взял газету. Наверху страницы было помещено сообщение о встрече находящегося в Германии с двухдневным рабочим визитом губернатора области Егора Ревы с президентом компании "Даймлер-Крайслер сервисез АГ" Клаусом Мангольдером. По сообщению департамента информации губернатора, в ходе беседы были обсуждены вопросы возможного участия "Даймлер-Крайслер" в создании совместных предприятий и сервисных центров и финансирования модернизации завода комбайнов. Внизу – статья Всевидящего под названием "Худшие люди года".
Покосившись на уткнувшегося в окно Романова, Малявин откинулся на спинку стула и принялся перечитать ее.
В первых строках статьи говорилось о нравах, царивших в городе, об участившихся случаях убийств и самоубийств, о необычайно высоком уровне проституции, а также о проститутках и тех, кто входил в их число.
По словам автора статьи – Всевидящего, к проституткам надо относиться без какого-либо предубеждения – сугубо прагматично. Так, если они любят, чтобы их на работе регулярно насиловали – то есть, заставляли насильно работать, их надо регулярно насиловать в самых разнообразных формах – заставлять валить лес, пробивать тоннели в скалах, добывать уран и колоть уголь. Если же они при этом еще имеют наглость получать удовольствие от работы, сделать так, чтобы удовольствие это длилось как можно дольше, лет эдак десять-двадцать с поселением на местах бывших комсомольских строек. Потом ещё Всевидящий поговорил о похоти, жадности, продажности, лени и праздности.
(Автор считал, что похоть, жадность, продажность, лень и праздность страшны не только тем, что развращают человека – это еще как бы полбеды – беда, по его мнению, заключалась в том, что все вышеперечисленные грехи провоцировали разного рода тяжелые преступления).
