Внезапно главной проблемой стали ботинки. Они развалились окончательно. Нормальных сапожников на Теплаке не было, все стали модельеры и норовили шить модельную обувь. На Китай-Городе евреи драли втридорога, а хитрованы хоть и предлагали нулёвую обувку, ещё старого времени, со складов, но стоила она как крыло от самолёта. К тому же за хорошие коркораны запросто могли пристукнуть за гаражами, а при покупке никто не гарантировал, что нитки не погнили. И что? А то, что уже на третью заброску Ваня ходил в валенках с калошами, как дурак. И сегодня одну калошу пролюбил. И вот он в сланцах.
Именно на этот бункер Филин возлагал особые надежды: здесь царила великая сушь. Он даже нашёл в монтерских шкафчиках вполне живые, почти не ношенные берцы, но на два размера меньше нужного. Боты тут же хищно цапнул Рамен, которому они были на три размера велики. Мол, на носок носить стану.
Теперь обломавшийся Филин глухо матерился, подставляя покрытые скверной руки под кран. Почти всё в бункере было в исправности, дизель запускай – и живи, пока здоровья хватит. Даже вода была. Скорее всего. Во всяком случае, труба издавала гулкие предсмертные хрипы, и вот уже забулькало, и в этот момент древний охотничий инстинкт отбросил Ваню прочь от раковины. Тотчас в серую эмаль ударила густая ржавая струя, размётываясь по сортиру вонючими брызгами. Запахло дерьмецом. Обтекая, Филин поразмыслил, что хуже ему уже не будет, потому что и так весь покрыт скверной поверх одноразового комбеза. Он принялся мыть руки – вода уже светлела. И даже мыло есть!
Через десять минут Ваня, сменивший комбез, был чист и свеж, и почти не пах трупом.
Тот, кто собирал здешних мертвецов, был лентяй и чистюля, никого не обыскал. В результате Филину пришлось переворошить целую гору скверны. Конечно же, в одиночку – Рамен предсказуемо откосил от сомнительной чести.
Все, поголовно все были больны Румынским смехом первой волны – судя по синеватым негниючим прионным нитям в основании черепа. Но померли все не от смеха, а от эктоплазмоза, спорами которого был обильно заражён бункер.
Филину обе заразы были по барабану, потому что у него был нормальный медицинский модуль, а вот древнему Рамену с его отсталым железом Ваня с удовольствием вколол конскую дозу убитой эктоплазмы в тыльную часть организма. Зелье было на масляной основе, и старичина орал, как потерпевший.
Железо у мёртвых стояло антикварное, и то даже не у всех. Здесь Филин впервые увидел гемофильтры, здоровенные латунные гильзы в бедренной артерии, модели «мой любимый тромб». Процессоры аж с кулак, с гравированным Железным Львом. Медблоки с прозрачными стеклянными картриджами. Пустыми. Всё такое красивое, тёпло-ламповое – и такое бесполезное…
По результатам обыска Ваня получил несколько связок ключей, в том числе от вожделенного второго блока. На той же связке болтался и ключ от некоего третьего камерона. Вместо сокровищ Тутанхамона в камероне обнаружился чистый сортир, в котором Филин теперь отмывался.
Помимо всякой забавной мелочёвки попались два пистолета, все в жутких зеленоватых разводах. Дрянь-Лебедянь напрочь погнила, а вот ТТ-шку Филин планировал привести в чувство. Один ТТ у него уже был, но что-то вдруг захотелось побегать с двумя стволами, как Николас Кейдж в художественном фильме «Без лица».
Замотав хабар в стрейч-плёнку, Ваня направил стопы во второй блок, в архив, где счастливый Рамен копался в ветхих бумагах.
– Ванюша, ты даже не представляешь, что это… Раньше диггерьё могло за такие бумажки убить! Или страстно отдаться. – Рамен пытался шутить, но самого так и колотило от возбуждения. Он даже нюхнул безбрежные сизые простыни схем, немедля звонко чихнув, чем поднял клубы едкой пыли. Редкие седенькие космы взметнулись и опали.
Филин поправил респиратор и угнездился поудобнее на скрипучем конторском стуле. Подумав, добыл из-под стола табуреточку, чтобы ноги закинуть, и перегнездился. Старого явно пробивало на потрындеть. А Филин что? На то и Филин, чтобы слушать. До ночи время есть. Тем более что ни в бункере, ни в подходняке никого нет.
Иногда диггер начинал бесить, и тогда Ваня напоминал себе, что в одиночку спалился бы. Если не сразу, то на том, третьем датчике в стволе – уж точно. И слушать надо, даже необходимо. Иначе старичина забухает, что на заброске – недобро. Рамен, воздев узловатый палец, изрёк:
– Это геоподоснова!
– Ну, за ней, собственно, и шли. – Филину как-то не передавалось стариковское волнение. – Повезло, конечно…
– Дурилка ты, Ваня! Вот, смотри, тут всё одно на другое наложено. Они под конец смотрели, что у них вокруг, наверху и внизу. Интересовались. – Рамен неприятно хихикнул в бороду. – Вот прямо над нами кабельник, чуть в стороне – похоже на метро, сто пудов метро, а вот эта штука, на секундочку, на отметке двести пятьдесят. А там – речка подземная.
– У нас есть подземные реки? Как в Чехии? – Филина учили быть приятным собеседником.
– Вы, наружные, такие все дикие! – Усмехнулся старый диггер. – Карста под Москвой нет, двадцать метров самый большой. Это обычная речка, убранная в коллектор. Чичорра!
Филин аж вздрогнул от неожиданного пиратского клича, но сообразил, что это название реки. Может, Чичёра какая-нибудь? Каррамба! Где-то через полчаса, нежно закруглив беседу, он пошёл смотреть, слушать и думать. Вслед ему из гермодвери высунулась клочная диггерская борода:
– Они неподъёмные! Три рулона схем этой геоподосновы!
– Да хоть десять. Жди меня, и я вернусь. – Когда Ваня сворачивал в коридор, в недрах склада с оттягом шлёпнулось об пол нечто мягкое, и Рамен победно простонал:
– Пять рулонов! И здесь ещё из архива Мострансметрогипростроя! Папки!
– Только очень жди!
Филину было совершенно не понятно, что такого можно найти под землёй, чтобы задержаться здесь хоть на минуту долее необходимого. Душно, пыльно. Хоть сухо, хоть мокро – попить не найдёшь. Путей отхода никаких. Мертвецы ещё. Откуда у диггерья этот огонёк в глазах?
Обшитый железом коридор упирался в незапертую гермодверь технического отсека. Внутрь вела тропинка грязных следов, туда же тянулся толстый кабель – в недрах отсека пряталась водооткачка. Уже после гибели бункера некий геройский ликвидатор запитал насосы снаружи. Третий и шестой блок оставались незаражёнными, и дренаж был нужен. Сейчас там, за забутовкой, были склады и вроде бы до сих пор жили некие агорафобы. Оставалось надеяться, что туземцы не заметят внезапный расход воды от Ваниного мытья.
В гулкой тёмной дизельной знакомо пахло старым тленом. Со временем запах становится тонким и изысканным. Фонарь высветил титанические дизеля и генераторы, наполовину утопленные в бетон, цистерны для соляры и масла, – безнадёжно пустые, – и ещё много чего. Прежде всего побитую жизнью телегу-рохлю – вот на чём те рулоны к стволу везти! Железный трапик вёл наверх, на второй этаж к двери с надписью «дизелисты».
