Карнавал. Столица охвачена бушующим весельем. Горожане не разговаривают – поют, не ходят – танцуют. Мраморные изваяния и те, кажется, вовлечены в водоворот пляски. На спешно возведенных подмостках жонглеры сменяют акробатов, фокусники – жонглеров, канатоходцы – фокусников.
Зрители наряжены причудливее актеров. Кругом мелькают напудренные парики и черные треуголки, кружевные веера, плащи с капюшонами. В таком плаще мужчину не отличить от женщины, потому забыты обращения «господин», «госпожа». Друг друга называют просто:
– Маска.
Ни одного открытого лица. Маски бархатные и атласные, маски восковые и гипсовые, стеклянные и фарфоровые. Маски с птичьими клювами и кошачьими усами, маски королей и шутов, разбойников и святых.
Карнавал. Время веселья и наслаждений. Время тайных убийств и открытых поединков. По ночам слышны тяжелые всплески, по утрам из каналов вытаскивают погибших. Пока одни погружены в траур, другие – ликуют.
Театр каждый вечер полон, актрис осыпают цветами и драгоценностями, актеров – любовными признаниями. Тех, кто на сцене, вознаграждают рукоплесканиями и криками «браво», для тех, кто за сценой, откупоривают бочки с вином.
– Чтоб ты лопнул! – Мирта в сердцах хлопнула дверью.
Снова взялась за кисти, заканчивая набросок: верхом на ослике ехал пузатый Силен. Нос его был багров, щеки раздувались, тщедушный осел покачивался под тяжестью дородного всадника. Мирта добавила краски щекам Силена и сердито посмотрела на дверь. Точно такая же бесформенная фигура удалялась по коридору театра, вздыхая и придерживаясь за стену.
– Пьяница!
Она подправила выразительный нос Силена. Неверные шаги за дверью постепенно затихли.
– Не убился бы на лестнице, – вполголоса пробормотала Мирта.
Прислонила рисунок к стене и отошла на несколько шагов.
– Почему Силена изображают винным бурдюком? – негодовала она. – Силен из Геркуланума – стройный мужчина с благородным лицом. Ни на какого осла он не громоздится. Напротив, стоит твердо, держит на плечах малыша Диониса. Да еще забавляет маленького бога игрой на цимбалах, – она перебирала кисти в поисках самой тонкой. – Так вот римляне обзывали Клеопатру пьяницей. А все из-за ее перстня с надписью «Опьянение». Но речь-то шла о мистическом опьянении. О вдохновении, если угодно, – добавила она невнятно, приступая к ослиным ушам.
В коридоре простучали легкие шаги, дверь приоткрылась, в мастерскую заглянула танцовщица, успевшая сменить полупрозрачные туники на костюм богини огня – оранжевое платье, алый плащ и алую полумаску. Капюшон она презрела, не желая скрывать напудренные локоны, перевитые бордовыми лентами и украшенные фальшивыми рубинами.
– Мирта, пойдем с нами. Посмотрим факельщиков на площади Грез и покатаемся на лодке. Джованни обещал довезти нас до самой гавани.
– У меня много работы.
Мирта отогнула часть гигантского холста, намотанного на деревянный стержень. Танцовщица понимающе кивнула, узнавая декорацию – сад, залитый лунным светом: на песчаных дорожках чернели тени статуй, серебрилась листва деревьев, мерцали струи фонтанов. Точнее, должны были мерцать. Местами краска осыпалась, и капли воды зависли в черном небе, противореча закону тяготения.
– Надо подновить.
– Успеешь, – отмахнулась легкомысленная танцовщица.
– Нет, краска долго сохнет, – возразила Мирта, едва сдерживаясь. – Мэтр Гиро придет в бешенство, если не справлюсь вовремя.
– Жаль, – танцовщица беспечно улыбнулась и убежала.
Едва дверь захлопнулась, Мирта со злостью погрозила кулаком пузатому Силену.
– Кто пропил последние деньги? Прикажешь петь и плясать в этих обносках?
Половицы в коридоре вновь заскрипели. Вероятно, к Мирте рвались очередные доброхоты, чтобы позвать ее разделить всеобщее веселье. Рассвирепевшая художница схватила банку с краской, готовясь запустить в первое же лицо, озаренное улыбкой.
В дверь постучали. Мирта раскрыла рот. Церемонии в театре были так же редки, как добродетельные актрисы.
– В-войдите, – выдавила Мирта, аккуратно возвращая банку на место.
На пороге явилась пышная блондинка, ведавшая костюмами. Величественная фигура и гордый профиль могли принадлежать какой-нибудь древней жрице. Ее легко было вообразить у каменного алтаря, занесшей кинжал над распростертым пленником. Вероятно, подобные фантазии рождались не у одной Мирты, ибо грозной костюмерше никто не осмеливался перечить. Художники заискивающе показывали ей эскизы костюмов, а швеи подобострастно приглашали на все примерки. Даже примадонна, изводившая капризами парикмахеров и гримеров, не осмеливалась роптать. Только украдкой жаловалась, будто костюм ей не к лицу: цвет – бледнит, фасон – простит, а покрой – старит.
Костюмерша подбоченилась и смерила художницу оценивающим взглядом.
– Так и просидишь весь карнавал взаперти?
Мирта тотчас разразилась слезами, оплакивая ветхую одежду и загубленную жизнь.
– Возьми платье из костюмерной.
Мирта вторично оцепенела от удивления. Грозная костюмерша схватила ее за руку и повлекла за собой.
– Выбирай.
Мирта, словно зачарованная, медленно брела меж рядами воздушных туник – розовых, белых, серых, голубых, бледно-желтых и бледно-зеленых; туник, украшенных искусственными цветами, пышными бантами, блестками и серебряным шитьем.
Нет, для буйного веселья карнавала туники были слишком бесплотны, слишком невесомы. По той же причине Мирта отвергла греческие и римские одежды, а так же откровенные платья Древнего Египта.
Заковывать себя в броню или латы ей не хотелось, пышные фижмы казались слишком громоздкими, пестрые наряды жительниц Африки или Америки – чересчур вызывающими.
Замерев, она разглядывала наряд Изольды – золотистый бархат падал мягкими складками, поверх бархата струилась тонкая газовая накидка. Увы, Мирта не могла похвастаться роскошными формами примадонны и рисковала выскользнуть из платья раньше, нежели выйдет из театра.
– Не нравятся костюмы? – хозяйка сокровищницы оскорбленно поджала губы.
Мирту испугало это царственное неодобрение.
– Нет, почему же?
Впопыхах она схватила одежду, висевшую ближе всего. Костюмерша сдвинула брови, оценивая выбор.
– Наряд пажа? Что ж, при твоей худобе…
Мирта обиделась – всю жизнь полагала себя стройной, а не худой.
С помощью костюмерши она живо облачилась в темно-вишневую куртку и короткие пышные штаны, натянула высокие сапоги. Костюм дополняли тонкие перчатки и бархатный берет. Мирта ловко закрутила и упрятала под берет длинные косы.
Костюмерша оглядела ее придирчивее, нежели художник изучает только что оконченное творение. Милостиво кивнула.
– Неплохо. Только… вряд ли найдешь подходящего кавалера. С тобой начнут заигрывать молоденькие девушки.
Мирта засмеялась. Пусть знатных кавалеров и богатых покровителей ищут актрисы, ей достаточно просто танцевать и веселиться.
