Три зуба
Кто не был в армии,
тот очень много потерял,
а кто был, тот потерял
в два раза больше.
(Из дембельского альбома)
Группа спала после очередного безумного дня. Не спалось только Малышу. Не простое это дело – служить в родном городе, да еще и засыпать в трех остановках метро от нее. А если к этому добавить богатырское телосложение, за которое Артем с легкой руки дедов-дагестанцев получил свое прозвище, да панцирную койку, предусмотренную уставом, то спать вообще вряд ли захочется до самого дембеля. Малыш глянул на рядом спящих Гнома, Тайсона и Балу, которые были еще здоровее его, и от этого глумливого зрелища ему стало совсем тоскливо.
В конце «взлетки» дневальный лениво возил шваброй.
– Да когда же суббота! – про себя взмолился всем богам спецназа Малыш в ожидании обещанного командиром увольнения. Всю неделю его взвод в группе был лучшим. Марш-бросками, стрельбами и даже нарядами командир остался доволен, поэтому так великодушно пообещал взводу «увал». Главное, чтобы теперь никого не заловили в самоходе и не спалили с водкой, а то по хорошей традиции, с незапамятных времен введенной в группе, обязательно кто-нибудь залетит, и вместо увольнения спецы в бронежилетах, касках и с автоматами наперевес на глазах у всего полка убегут на полдня «захватывать» какую-нибудь высоту, которая, по желанию командира, могла оказаться и в двадцати километрах от части.
* * *
Как Малыш предполагал, так и случилось. На следующий же день за ужином в столовой спецы подрались с дембелями-дагестанцами из второго батальона. Причем подрались так, что при виде происходящего начальник столовой убежал в мойку и из окошка раздачи кричал, что всех отправит в дисбат. В столовой летали столы, табуретки, стаканы, подносы, мелькали сапоги, руки, свистели ремни, и на пронзительные крики капитана никто не обращал внимания, отчего тот визжал еще громче и, как вольерная рысь, метался в окошке. Угомонить его удалось Тайсону, под шумок запустившему табуреткой в сторону раздачи. Капитан заткнулся, но, если бы не предстоящая командировка в Чечню, за свой снайперский бросок Тайсон мог получить пару лет «дизеля» и заодно выплатить в полковую казну за разгромленную столовую и казарму, так как драка плавно перетекла туда. За своих уже после отбоя в группе попытались заступиться даги, и спецы пошли стенка на стенку. Командир обо всем узнал наутро.
* * *
На утреннюю проверку все вышли как один: с перебитыми носами, разбитыми бровями, распухшими губами, фиолетовыми синяками, а у некоторых дагов лица напоминали беляш.
– Группа! Равняйсь… Смирно! – скомандовал Малыш, собираясь доложить командиру, что личный состав группы специального назначения для утреннего осмотра построен.
– Отставить, – хмуро сказал капитан и медленно обвел глазами строй.
Для всех командировка в Чечню показалась несбыточным благом в свете предстоящих воспитательных мероприятий.
– Значит так, – медленно начал командир, —Малыш… Давай… Командуй… Группа – занятия по распорядку. Тайсон, ко мне в канцелярию. До командировки все увольнения я прикрываю… Вопросы есть?
– Отсутствуют! – гаркнули три шеренги, ибо за побоище все ждали второй Варфоломеевской ночи.
– Разойдись! – крикнул Малыш, с трудом понимая, радоваться или огорчаться такому повороту дела. Инну он не видел уже целую неделю.
* * *
Следующие три дня группе показались адом. Кэп был мужик суровый. Мало говорил, но много делал, и все понимали, что прикрытыми увольнениями не отделаются. За «массовые спарринги» в столовой каждый уже пролил по семь ведер пота, и это было только начало. Глядя на мучения подчиненных, командир, улыбаясь одними глазами, одобрительно приговаривал:
– Ничего, ничего. Больше пота здесь, меньше крови там.
В течение дня спецы на стрельбах, марш-бросках и тактических занятиях так изматывались, что в столовой вели себя, на удивление всего полка, тише воды, ниже травы, а культовой команды «отбой» ждали больше, чем дембеля. Малыш не помнил, как засыпал, зато хорошо помнил день отправки в командировку:
– Если кэп собирается воспитывать нас до самой погрузки, то хреновые мы будем воины…
У группы силы были на пределе. Особенно тяжело дался последний ночной «бросок». По полной боевой днем-то тяжко бежать, а чего уж говорить о ночи. А если к этому прибавить, что то же самое будет завтра и послезавтра и через неделю мало что изменится, то от безнадеги хочется заорать: «Будь ты проклята, российская армия!». Примерно так и думал Малыш каждый раз перед тем, как во сне отлететь к своей единственной. За всю неделю лишь однажды ему улыбнулась удача. Со своим отделением он попал в наряд по столовой. Завалившись на топчане в хлеборезке на засаленный бушлат, он сладко потянулся и сам себе процитировал:
Кто в армии не был,
Тому не понять,
Как хочется кушать,
Как хочется спать.
В тот день он отоспался за все предыдущие.
* * *
После очередного «олимпийского» дня группа спала без задних ног. Режим в армии – великая вещь. Организм привыкает есть и спать по часам, к тому же армейская молва гласит: «Чем больше спим, тем ближе к дому». Поэтому сон в любых войсках – это святое. А вот Малышу после «спального» наряда не спалось, к тому же очень тянуло к той, которая наверняка уже спала и даже в кошмарном сне не смогла бы представить сотой доли того, что происходит с ним.
– Загран, пить хочу, – жестко прозвучало в ночной тишине. Где-то вверху заскрипела панцирная сетка, и две голые пятки спрыгнули на пол.
– Загран! Я не понял?! – специально громко спросил Малыш.
Повисла тишина.
– Загран! – так же громко и даже устрашающе прошипел Муса – дагестанец, который был в большом почете у своих и от которого больше всех доставалось молодым, в основном русским.
– Отставить, Загран. Если ты сейчас не ляжешь обратно, то я сам тебе вломлю, – спокойно сказал Малыш не столько для Заграна, сколько для Мусы.
* * *
В полку даги держались очень дружно. Их было понемногу в каждой роте, но если задевали одного, то они собирались всей кучей, и поэтому с ними считались. В спецназе дагестанцев было человек тридцать. Все были коренастые, крепкие парни, бывшие борцы, боксеры, другие в спецназ, в общем-то, и не попадали, а если и попадали, то не выдерживали нагрузок, и их переводили в обычные роты. Муса среди своих земляков был самый крепкий, самый выносливый и авторитетный. В группе у командира он был одним из любимчиков, хотя кэп даже не представлял, что тот устраивает после отбоя, когда «советская власть» заканчивается. Зато Малышу, Тайсону, Балу и Гному все это было хорошо известно. Более того, они и сами не так давно «отлетали», и воспоминания о своих дедах, таких же злых и коварных и до отвращения тупых дагов, еще были свежи. Поэтому в группе был договор: дагестанцы молодых русских не трогают, а из своих «черных» пусть хоть жилы вытягивают, чего, естественно, не происходило.
