Боже мой, какая пурга,
И ноги совсем не чуют дороги,
И я на каждом шагу проваливаюсь по колено,
А под штанину набивается снег
И сейчас же там тает,
Потому что я вышел часа два назад,
Но окончательно уже заледенел;
А снежные хлопья летят в глаза
И оседают на ресницах.
Ни черта не видно,
И когда я дойду, совершенно стемнеет,
Потому что полярная ночь, и я иду к тебе.
Мне бы только до Полярного дотянуть.
Господи, какая пурга!
Неужели не ходят катера?
Только бы они ходили,
А под сердцем вдруг разливается невероятная теплота,
И кто-то, кажется, нежно прижался к щеке, выдохнул:
«Прости».
За что?
Что это со мной?
Неужели я спал на ходу?
Наверное, так замерзают.
Надо поколотить ногами.
«Бродячие собаки хуже волков», —
Кто-то мне это сказал.
Не успеешь оглянуться, а стая уже налетела.
Говорят, нападают с ходу.
Какие глупости лезут в голову.
Лучше я представлю себе твое лицо.
Вот это да!
Оказывается, я не могу вспомнить.
Только глаза.
Они – темные, жгучие,
И волосы от пота липнут к щекам.
Ты всегда так трудишься, когда мы вместе,
Будто на свете никого-никого нет, кроме нас,
Но тебе все угрожают
И хотят меня отнять,
Будто это последний день в нашей жизни.
А потом ты трогаешь меня руками,
Точно не доверяешь своему зрению
И тому, что я рядом.
Ты жмешь мою плоть очень сильно, и я
Почти кричу,
Но потом отпускаешь.
Наверное, тебе хочется доказать,
Что я существую, и что существуешь ты,
Что я плотный.
Ты прикладываешь ухо к моей груди
И говоришь мне: «Дыши», —
Я дышу,
А ты слушаешь биение сердца.
Я спрашиваю: «Зачем это тебе?»
А ты говоришь: «Мне надо», – и сердишься.
Не надо на меня сердиться – я твой
И выполню любое твое желание.
Ты вдруг приказываешь мне
Сосать твой палец,
А потом говоришь:
«И все другие. По очереди», —
И я смеюсь,
Потому что я не успеваю перехватывать их губами.
А потом вдруг серьезно берешь мою руку,
Глядишь на меня исподлобья,
Будто хочешь пресечь мои возражения,
И указательным пальцем
Водишь себе
По деснам,
По нёбу,
По языку,
Словно предлагаешь попользоваться собой изнутри
И с помощью плоти передать мне свой трепет.
Застонав, повалишь меня на спину,
Садишься мне на грудь, почти на лицо,
И наползаешь,
Словно я – твой самый большой враг
И меня надо захватить, раздавить, поглотить.
