Она приходит в эту квартиру на углу 14й улицы и Второй авеню каждый четверг. Звонок в домофон, короткое «Это я», десять ступенек – первый пролёт, десять, – второй, дверь направо уже открыта.
Молча, глядя большими грустными глазами в пол, Клара снимает плащ и проходит в единственную комнату. Здесь – на стульях, на диване, на телевизоре, как всегда, разбросаны предметы женского гардероба – платья, пояса, чулки, косметика. Удушливо пахнет потом, сладкими духами и сигаретным дымом.
По многолетней привычке, всё так же не поднимая глаз, Клара равнодушно, пуговица за пуговицей, расстёгивает блузку, снимает юбку, лифчик, трусы и аккуратно вешает свой нехитрый латаный гардероб на спинку стоящего в углу стула. Вечно неприбранная серая кровать – тут же, в углу. По обыкновению, Клара встаёт на колени поверх грязного рваного одеяла и ждёт Его. Своего мучителя. Своего господина.
Всё отточено, отрепетировано по минутам за годы их еженедельных встреч. Он появляется из душа голый, в лаковых скрипучих сапогах и фуражке СС, с кокардой в виде черепа. В руках – длинный английский стек. Пошлёпывая стеком по сапогу, подходит к Кларе, по-хозяйски щиплет её за соски, оттягивая, проворачивая их между большим и указательным пальцами, и, крепко ухватив за подбородок, вскидывает её лицо вверх, заставляя взглянуть в его глаза. Одно и то же, неделя за неделей, год за годом.
