На Бану почти не осталось царапин от всех решающих испытаний. Ничто не мешало ей отпраздновать триумф с Шавной днем и с Астароше — ночью. И когда на другой день она встретилась с наставником в зале наград, где под должной надписью значился символ третьего ранга, Гор, не сумев сдержать дрожи в руке, вытащил из уха Бану серьгу со своим именем.
Вздохнул. Вот и все, подумал с печалью, чувствуя, как падает сердце в груди.
На скамье у окна Бансабира приметила полотняный сверток. Гор проследил этот взгляд. Прочистил горло, поднес ткань с содержимым и развернул:
— Дубликат знака третьего ранга, печать с этим изображением и пять серег с именем «Бансабира». Получились немного больше обычных из-за длинного имени.
Бану молча кивнула и приняла символы, глядя на собственные руки. Потом вскинула глаза на наставника:
— Я скоро уйду, Гор.
Гор не отводил глаз от женских:
— Знаю. Я тоже.
— Чего?
— Я тоже ухожу. И ты уходишь со мной.
Будто по лицу ударил, подумала Бансабира.
— Нет.
— Ты уходишь со мной, — непререкаемо произнес Гор.
— Я больше не ношу твоей серьги, Тиглат.
— Тебе следует звать меня «Гор».
— Тебе следует оставить меня в покое и больше не лезть в мою жизнь, — отрезала пятнадцатилетняя женщина. — Спасибо за все. — Бану вздернула подбородок и, прижимая к груди сверток с бронзовыми символами и серьгами, пошла к выходу. Гор поймал ее за предплечье:
— Куда ты идешь?
— Тебя не касается.
— К Астароше?
— Тебя не касается, Гор! — Бану гневно обернулась.
— Разве я не говорил, что убью его, если он не прекратит спать с тобой?
— Это я с ним сплю.
Гор отшатнулся. Бану воспользовалась тем, что его хватка ослабла, выдернула руку и ушла. Следующие три ночи Бансабира провела с Астароше. Наутро четвертого дня, стоило Бану по делам торгового квартала покинуть храм, к Астароше пожаловал Тиглат:
— Я много раз предупреждал тебя, — заговорил он с порога. Среди складок одежды мелькнуло лезвие. Астароше сориентировался мгновенно. Выпрямился в полный рост, и в руке уже был зажат меч.
— Ты ей никто, Тиглат. Ты ей теперь даже не наставник. Выбор Бансабиры решил все, смирись.
— Не смирюсь. Пойдем.
К недовольству Гора, Астароше не отринул вызова — пожал плечами и пошел. Они покинули пределы храма и направились за конюшни — на пустырь, где бы их никто не увидел.
— Мы еще можем остановиться, Тиглат, — произнес Астароше с расстояния десяти шагов. — Просто хоть раз прояви к ней уважение.
Гор атаковал…
Спустя треть часа оба дышали тяжело и надсадно — хорошо погоняли друг друга. Уже тогда Астароше окончательно понял, что ему не выиграть у первого номера. Сражение завихрилось с новой силой, а через десять минут молниеносно случилось несколько вещей. Раздался женский крик:
— Во имя Матери! — Бансабира летела к сражающимся через весь пустырь. На ее голос отвлеклись оба, но один опомнился на долю секунды быстрее. Провернулся, нанес серию тяжелых атак всем весом. Потом отступающий под натиском соперник увернулся, выбив оружие противника — мельтешение, — пятно, не разобрать — хруст — вопль…
— АСТАРОШЕ! — закричала Бану, подбегая к сражавшимся и падая рядом с любимым на землю. Гор с горящими красными глазами не шевелился. Астароше выл, как волк, цепляясь пальцами за собственное бедро, под которым наплывала страшная опухоль сломанного колена.
Ужасающая догадка пронеслась в голове Бану быстрее ураганного ветра над Великим морем.
— ГОР, ТВАРЬ!!! — Бансабира взметнулась мгновенно. Молнией блеснула в ее руке сталь. Рубанула наотмашь, но Гор в последний момент успел отклониться. Широколезвенный нож глубоко рассек левую щеку. По лицу мужчины засочилась подтеками кровь.
Гор схватился за лицо. Бану тем же ножом распорола Астароше штанину, разодрала ее на две части и увидела подтверждение своим опасениям.
— Кровавая Мать… ПОМОГИТЕ! — заорала женщина изо всех сил, пустившись бегом. — ПОМОГИТЕ!!!
Она еще не добежала до середины пустыря, когда на ее голос из конюшни показался кто-то из горожан.
— Эй, кто там?
— Клинки Матери! Скорее! Мастеру Астароше нужна помощь!
— Аста… — Двое мужчин уже торопились на зов. — А, это ты, Бансабира, — произнес тот из конюхов, чье зрение было слабее. — Что стряслось?
Женщина преодолела оставшееся расстояние:
— Нужны носилки и шины! Есть что годное?
Один из конюхов кивнул. Второй спросил:
— Рука, нога? Или спина?
— Нога, колено.
— Мы быстро.
И действительно, довольно быстро Астароше был доставлен в свою комнату на втором этаже храма. Бану, поблагодарив конюших, не отходила от него, подбадривая, утешая, держа за руку, пока местные доктора занимались травмой. Когда все ушли, а Астароше уснул, она обработала раны, которые попросила лекарей оставить ей. Каждая из них досталась ему по ее вине. По вине ее существования… Или все-таки по воле Праматери, которая когда-то послала ей безызвестного умирающего на речке Бенре, за которым следил Гор?..
Закончив, прижала к лицу руку Астароше и положила голову на кровать, оставаясь сидеть на стуле. Прошло какое-то время, и Астароше проснулся от тихих всхлипов где-то рядом. Он разлепил глаза и увидел, как по прекрасному обычно белокожему, а теперь покрасневшему лицу из-под закрытых век катятся крупные слезы. Осторожно шевельнулся, почувствовав боль во всем теле, и положил свободную ладонь женщине на темечко.
— Эй, — тихонько позвал он, — Бансабира.
Голова под рукой вздрогнула — женщина приподнялась и посмотрела на раненого:
— Астароше, прости меня, умоляю, прости!
— Бану…
— А лучше никогда не прощай! Скажи, что не простишь, и отомсти, когда поправишься!
— Бансабира, — увереннее перебил женщину Астароше, — не говори глупостей.
— Это не глупость! — с новым притоком душившего бессилия заявила женщина. — Это моя вина! — Она упала лбом в кровать, зарыдав.
— Я знаю, что женщины всегда плачут из-за мужчин, но все равно прошу — не плачь, Бану. Потому что и ты в глубине души знаешь, что мужчины, в конечном счете, всегда сражаются ради женщин. Мы бьемся или потому что хотим вас получить, или потому что не хотим, чтобы вас получил кто-то другой.
— Аст, — протянула женщина, вновь приподнялась и поцеловала Астароше в губы.
— Мне кажется, я навсегда запомню привкус отчаяния на этих губах, — проговорил Астароше, когда поцелуй закончился.
— Я надеюсь, что ты запомнишь, Астароше. Запомнишь все то хорошее, что ты во мне находил. Включая губы, — поцеловала вновь.
— Почему ты говоришь так?
— Я ухожу…
Бану рассказала о планах кратко.
— И ты уйдешь с ним?
— Да. — Женщина не поднимала глаз на раненого. — Иначе… я боюсь подумать, что будет, если иначе, Астароше! Лучше я откажусь от тебя, чем увижу твою кровь на его мече. Лучше я стану воспоминанием. И когда кто-нибудь другой будет согревать твою постель, ты будешь хоть немного думать обо мне. Лучше так, поверь. Я буду благодарна вам обоим — тебе за память, и ей — за ласку. Я тоже, Астароше, всегда, всегда буду помнить тебя.
