Страна, взъерошенная перестройкой, спала.
Ночь была июньская, беззвездная, безлунная, и только в городе Клопове, на его единственной центральной площади одинешенько горел в российской темени кромешной городской фонарь, демаскируя местность.
Вот этот фонарь и засекло с высоты в тысячу триста километров летящее неопознанное космическое тело, получившее у нашего народа, а потом у мировой и у нашей науки название, которое я позволю себе утаить, как говорит один из героев моего произведения, из чисто стратегических соображений (и не гадайте: не НЛО, и на последнюю страницу не смотрите: я, может быть, совсем его утаю).
К рассвету оно (XXX) уже находилось от него (от фонаря) на расстоянии невооруженного взгляда.
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
Ю. Левитанский
Эпиграф к этой главе я выбрал, мягко говоря, не совсем точно.
Последний рояль в городе Клопове видели в апреле 1919 года в белогвардейском обозе полковника и уроженца здешних мест князя Борьки Клопова, отступающего под неудержимым натиском красных, которыми легендарно командовал начдив Клопов Т. Г., ныне мирно проживающий в городе Клопове генерал-лейтенантом в отставке. Что же касается всего остального содержания в эпиграфе, то оно соответствовало реальности: XXX зависло на высоте в четыре метра над фонарем, и в ту же минуту из своего окна, освещаемого городским фонарем и раннеутренним солнцем, подойдя к нему (к окну), проснувшись от нехорошего, но радостного предчувствия и надев шлепанцы, выглянул местный рэкетир Серега Клопов, намечаемый местной мафией города Клопова в лидеры местного неформального экстремистского движения «П***тъ» города Клопова.
Выглянул в окно он еще и потому, что ему приснился сон: XXX зависло на высоте в четыре метра над фонарем.
Убедившись в обратном, т. е. в том, что сон ему не врет, он отошел от своего окна с возгласом «Ну, кино!»; лег в постель, запихнув свои шлепанцы под кровать; повернулся на правый свой бок – и продолжил смотреть свой сон.
Серегин сон синхронно совпадал с действительностью.
Из XXX вылезли три инопланетянина, почти похожие на нас.
В восемь часов утра о прилете XXX и трех инопланетян знал весь город Клопов.
В восемь часов десять минут утра о XXX и трех инопланетянах было доложено в область.
И только на третий день в программе «120 минут» была дана краткая и устная информация о якобы прилете инопланетян со ссылкой на Би-би-си и районную газету «Клоповский фонарь».
А тем временем жизнь в городе Клопове давно потекла по новому руслу. Сперва робко, как весенний ручей в еще сугробистом овраге, а потом все звонче, полноводнее и голосистей!
С утра и до позднего вечера на центральной площади у фонаря шли митинги.
Митинг открывал Серега Клопов одним и тем же словом:
– Товарищи! – И говорил хорошо.
Говорил о России-Расеюшке, о ее бедах, о ее невзгодах и ее страданиях. Говорил, будто пел блатную песню – жалостную, со слезой. И настоящая слеза текла по его выбритой щеке и подбородку.
Потом предоставлял слово инопланетянам.
– Товариси! – начинал кто-нибудь из них. И так же говорил хорошо по-русски, как и Серега, правда с японо-грузинским акцентом:
– Дэрмо, а не жизнь у вас, у россиян, товариси!
Клоповцы на первом митинге «дэрмо» съели молча, даже с удовольствием.
Съели и на втором – и на третьем.
Съели и на четвертом, но уже без удовольствия. Кто-то даже крикнул (кажется, бывший легендарный начдив Клопов Т. Г.): «Сам дерьмо!» – и был удален милицией и спецвойсками (ОМОН еще нарождался).
На пятом же митинге Сереге, почти уже лидеру клоповского неформального экстремистского движения «П***ть», не дали договорить даже его первого слова «Товарищи!». Закричали: «Сам товарись, дэрмо инопланетное!» – и стащили с фонаря, после чего митинг мирно распустили.
А на следующее утро в своем палисаднике Анфиса Петровна Клопова нашла труп убитого инопланетянина.
Иван Иванович Клопов, бывший клоповский милиционер и уволенный из кооператива «Агент» по причине правды-матки, которую он за пятнадцать дней до убийства инопланетянина врезал председателю этого кооператива, полол свою клубнику, а его жена Пелагея ушла в гости к Анфисе Петровне Клоповой.
Это был высокий, тощий пятидесятилетний красавец мужчина, как говорила ему в глаза об этом его жена Пелагея – высокая, статная, сорокапятилетняя стерва-баба, как говорил Иван Иванович – и тоже в глаза.
Стояло июньское позднее утро. По синему небу неспешно плыли белые облака.
Итак, Иван Иванович полол клубнику и не знал, что Анфиса Петровна, к которой пошла в гости его стерва-баба, сегодня ранним утром нашла в палисаднике труп убитого инопланетянина.
Только через сорок минут придет Пелагея, и он узнает об убийстве инопланетянина, тяжело вздохнет, вымоет колодезной водой свои узловатые руки, закурит «казбечину», посидит-подумает, глубоко вздохнет – и начнет свое частное расследование убийства инопланетянина.
Итак, он ничего не знает и полет свою клубнику, а его стерва Пелагея сидит и слушает Анфису Петровну.
– Я так и охнула, Пелагея, так и спужалася. И вот здеся у меня защемило всю. – И Анфиса Петровна – красивая, сорокапятилетняя аппетит-бабеночка, как ласково иногда говорит ей об этом Иван Иванович, кладет свою правую полную руку на свою полную левую грудь. – Так и охнула и испужалася. Сияющий!.. Как… – она произносит, деликатно хихикнув, матерное слово (солидарно подхихикивает и Пелагея). – А руки у него… вот так! – И Анфиса Петровна взметывает свои полные красивые руки вверх.
Следственная группа Прокуратуры СССР приехала в город Клопов московским спецпоездом в тот же день.
