Катакомбы тянулись, казалось, бесконечно. Лужи под ногами, сырость камней, низкие потолки, разводы граффити на стенах. Только боязнь выглядеть немужественным перед идущими позади девушками мешала всё бросить и направиться к выходу. Неясный тусклый свет налобного фонаря создавал причудливые тени, играя выступами и провалами стен, рисуя свои, непонятные узоры, перекликающиеся с художествами диггеров, прошедших вчера.
Ну зачем он, привыкший к раздолью полей и лесов, потащился в эту подземную сыромять? Престижно? Модно? Или польстили туманные обещания проводника показать какую-то новую, недавно открытую часть подземелий со странными рисунками, на фотографиях которых была видна древняя руна духа пространств? Дед, когда был жив, учил его полузабытым знакам, значения которых сам почти не понимал – и что с того, что один из них мелькнул на смазанной фотке, среди груды костей? Стоило ли это потраченного времени, брошенной интересной книги и нынешнего таскания по промозглой сырости глубоко под землёй? Отдать дань современной моде на экстрим? Макс поневоле усмехнулся. Что знают об опасности эти бледные и худые, выросшие на пепси дети, щекочущие себе нервы тенями заброшенных катакомб. А каково висеть на скале на одной руке без всякой страховки, глядя на раскинувшуюся под тобой тайгу, лихорадочно нащупывая на поясе запасной нож взамен сломавшегося? Или из последних сил упираться рогатиной в землю, чувствуя кровавое дыхание стремящегося к тебе зверя, в агонии пытающегося дотянуться до своего убийцы? Ах, это не модно и не престижно, сейчас в лес ходят только с оптикой и в сопровождении умелых лесовиков… Там, откуда он родом, рогатина была обычным делом, и не вызывала никаких дополнительных эмоций… так зачем он тут? Парень прислушался к шагам идущей позади Насти и вздохнул. В тайге с девушками проблема, и умения общаться с прекрасным полом у него было маловато. Поэтому несколько слов, произнесённых нежным голоском, оказалось достаточно, чтобы всё бросить и второй час таскаться по подземным коммуникациям, изображая из себя крутого диггера – впрочем, судя по насмешливым взглядам проводника, невысокого щуплого парнишки, небритого, в грязном танковом комбезе, не более успешно, чем остальные в их смешанной и совершенно незнакомой компании. Макс уже совсем собрался подойти поближе к Насте и попытаться заговорить, как подземные своды вздохнули и тяжело опустились у группы за спиной, отрезая обратную дорогу.
Проводник, подскочивший к завалу, разом перестал улыбаться – стукнув пару раз по каменной громаде небольшим кайлом, он совсем посмурнел и повёл подопечных дальше, пытаясь набрать на сотовом какие-то номера. После нескольких неудачных попыток странно успокоился и угрюмо пошёл вперёд, почти побежал, ловко маневрируя в узком коридоре. Но минут через пять разгорячённая бегом группа уткнулась в каменную осыпь, засыпавшую проход.
Побледнев, парнишка глухо сказал:
– Призрак катакомб. Его проделки. Он отрезает нам все ходы наверх. Только вниз.
Все замолчали. Конечно, никто не сомневался, что их найдут и спасут – в 21 веке, да ещё и в городской черте, с известным маршрутом, но – червь сомнения уже проснулся и принялся за дело. Девчонки побледнели, и одна из них, умудрившаяся и в подземелье накраситься, собралась было упасть в обморок.
– И куда мы можем идти? – Макс старался мыслить практично – стоять вблизи осыпающихся стен было чревато.
– Вы хотели посмотреть новые места, украшенные рунами? Туда, похоже, нас и гонят. И делают всё, чтобы вы не передумали. Пошли, что ли? – Проводник усмехнулся и повёл притихшую группу к узкому лазу, ведущему вниз.
Зал был огромен. Конечно, лишь для подземелья. Он не шёл не в какое сравнение с тем же актовым залом института, но тут, глубоко под землёй, после часового протаскивания сквозь узкие щели, и достаточно просторная комната с высоким потолком, в которой можно стоять выпрямившись, покажется Красной площадью. Все разом повеселели, принявшись растирать уставшие от скрученных поз ноги, кто-то достал миниатюрный примус, собираясь разогреть принесённую в небольших рюкзачках еду, кто-то зажёг фонарь помощнее, освещая комнату – и Макс увидел…
Странный рисунок змеился по стенам, сползал на пол, образуя правильные круги, начерченные друг в друге, уходящие один в другой подобно спирали – но при этом замкнутые. Древняя краска оставила в плитах пола небольшие желобки, словно была настолько едучей, что вытравила след, навсегда впитавшись в камень тёмной синью, багровой краснотой и тусклой зеленью. Краски, с трудом проступавшие из темноты, были едва заметны – к тому же на них трудно было смотреть пристально, сразу начинала кружиться голова, куда-то уплывало сознание, словно…
– Примус! Вырубайте, блин! – Проводник подскочил и торопливо повернул вентиль, уничтожая тонкий огонёк света.
– Что такое? Девушки хотят горячей пищи!
– Похоже, нас закупорило плотно. Нет доступа воздуха. Нужно срочно искать выход, идти дальше, на другую сторону, может, там завалы не такие сложные.
Макс, в другое время непременно ужаснувшийся бы, сейчас слушал в пол уха. Им овладело странное беспокойство. Прямо перед ним, на стене, была начертана руна внутренней свободы! Открывающая нечто, ведущее как наружу, так и во внутрь – так объяснял значение непонятной закорючки ему, ещё совсем маленькому, дед. И два отпечатка ладоней – как ключ активации. Вернее, ладони человека – и звериной лапы. Но почему никто их не видел? И на фотографии, которую им показывали в общаге, был совсем другой рисунок! Впрочем, он сам был не уверен в том, что видит – картинка плыла, словно покрытая слоем текущей воды.
Проводник тем временем, торопливо сбросив поклажу, велел остальным ждать и нырнул в очередной лаз. Несколько парней, поколебавшись, устремились за ним. И тут стены подземелья дрогнули, словно от землетрясения – и принялись осыпаться, отрезая оставшихся в зале от остального мира.
Макс торопливо подскочил к стене и приложил ладонь к отпечатку другой, чужой ладони на рисунке. Почему-то ему казалось: это самое важное сейчас – и он может опоздать. Что-то кричали девушки, рушился камень – а сибиряк колебался, глядя на второй отпечаток – звериной лапы. Наконец, решившись, аккуратно положил ладонь на след когтей – и застонал от боли. Словно тысячи игл впились в руки. Что-то начало происходить в подземелье, древние круги пришли в движение, закружились, каждый в свою сторону – и под ногами Макса и испуганно сгрудившихся в центре зала студентов раскрылся тёмный, хищный провал…
Макс был стройным и обманчиво хрупким. Родившись в семье сибиряков, людей крепких и статных, он с самого рождения рос худым и щуплым – по крайней мере, в глазах своих родственников. С рано испортившимся зрением, с тонкой, почти девичьей талией и вечно мешающими ему руками Макс так же отличался от сбитых, крепких фигур отца и старших братьев, как обычная собачонка выделяется в стае волкодавов.
