Глава 1
В которой Ильберту Дельпи делают предложение, от которого он мог бы отказаться, но все же принимает его, не смотря на серьезные опасения
Allons ensemble, découvrir ma liberté, Oubliez donc tous vos clichés, Bienvenue dans ma réalité.
Французская песня «Je Veux»
Ближе к вечеру дождь кончился, но низкие лохматые тучи все бежали и бежали над узкими улочками рабочей окраины, лишь в редких прорехах позволяя увидеть голубое, как бирюза, небо. Воробьи, уставшие после на редкость холодной зимы, с удовольствием плескались в лужах, топорща перья. Свежий западный ветер, несущий еще неокрепшее дыхание Гольфстрима, гнал рябь по воде, перепутывая отражения и делая их похожими на узоры в калейдоскопе. На перекрестках между кварталами ветер набирал силу и превращался в сквозняк, заставляя трепетать молодые листочки на редких, кривоватых ивах вдоль тротуара.
Ильберт Дельпи, неспешно бредущий мимо потрескавшихся, покрытых граффити стен, поднял воротник темно-зеленого брезентового плаща, в каких ходят рыбаки и охотники, глянул на часы, но шаг не ускорил. И не потому, что некуда было спешить, как раз напротив, его уже ждали, а просто перед встречей хотелось все тщательно обдумать.
За свои тридцать лет Ильберт уже понял, что деньги, чаще всего, отвечают людям взаимностью. Кто любит их больше всего на свете, кто готов ради них на все, к тому они и стремятся. А если человек взвешивает каждый шаг, не готов рисковать, не может поступиться свободой, принципами или честью, деньги не спешат занять место в его кармане. Ильберт относился именно ко вторым. Он никогда особо не стремился к богатству, и оно особо никогда не стремилось к нему. На государственной службе, в должности экологического инспектора, он не голодал и не нуждался, но и шикануть позволить себе не мог.
Но в этот раз все выходило иначе. Впервые в жизни Ильберт получил предложение, выгодное во всех отношениях, но, при этом, не требующее поступиться ни принципами, ни честью, ни совестью. И это было странно. Настолько странно и непривычно, что заставляло мигать в голове воображаемую красную лампу с надписью «Тревога». Но соблазн – штука сильная.
Ильберт прекрасно понимал, что именно соблазн загнал его на неуютную северную окраину Лиона, но не было ни малейшего желания с ним бороться. Дело, если разобраться, не в деньгах даже, хотя единственным заметным подарком за несколько лет, который Ильберт сделал сам себе, был многофункциональный складной нож «Leatherman Skeletool» всего в сто евро ценой. Но и эту сумму пришлось выкраивать и копить.
Да, если быть перед самим собой честным, то дело было все же в деньгах, но не в них одних. Ирония судьбы заключалась в том, что на выгодном месте в процветающей корпорации, несущей, без преувеличения, благоденствие всему человечеству, Ильберту предлагали заняться тем, что он охотно делал бы и бесплатно. Именно это и рождало тот стержень, от которого соблазн креп и разрастался, подобно деревцу в благодатной почве.
Подняв брызги грязи с мостовой, Ильберта обогнал муниципальный автобус. Народу в нем почти не было, лишь десятка полтора рабочих в оранжевых куртках и касках. Ильберт подумал, что можно рвануть до остановки и проехать три-четыре квартала. Всяко лучше, чем шлепать по лужам рифлеными подошвами экспедиционных ботинок, видавших лучшие времена. Но в последний момент воздержался. К моменту разговора ему хотелось быть на сто процентов уверенным, что он делает верный шаг. А проклятая воображаемая красная лампочка все мигала и мигала в голове, не давая покоя. Ильберт то списывал это на свою природную осторожность и нелюбовь к риску, то задумывался, может чего-то не учел или не досмотрел.
Хотя, что тут смотреть? Чем занимается «Реликт Корпорейшн» знал каждый человек на Земле, наверное. Или хоть краем уха слышал. Кто-то мог думать, что его это касается в меньшей степени, кто-то понимал, что от развития «Реликт Корпорейшн» зависит будущее планеты, кто-то даже находил аргументы против. Хотя, на взгляд Ильберта, последняя позиция была проявлением глубинной человеческой паранойи. И глупости. Но тех, кого открытие реликта вообще никак не затронуло, было исчезающе мало, и жили они либо на забытых всеми богами островах Полинезии, либо в джунглях Центральной Африки.
Сам Ильберт слишком много времени провел в экспедициях, на местах страшных экологических катастроф, видел гибель животных от нефти и гибель людей от радиации при авариях атомных станций. Он видел вырубленные леса в Южной Америке, видел трубы, источавшие смрадный дым в посеревшие от ужаса небеса. Всем этим топливным бумом Ильберт, как профессиональный эколог, был сыт по горло, и он был лично готов отказаться от целого ряда благ, только бы прекратить этот губительный для всего живого кошмар.
Беда была лишь в том, что мало кто, кроме таких же, как он, влюбленных в природу, был готов на какие-то жертвы ради родной планеты. Большинство думало лишь о комфорте, собственном желудке и прочих благах цивилизации.
Поэтому открытие реликта, удивительного вещества, способного заменить любой из видов современного топлива при полнейшей экологической чистоте, для Ильберт было сродни манне небесной. Реликт позволял спасти мир без противодействия масс, так как этим массам не придется ни в чем себя ограничивать, ни затягивать пояса, ни крутить педали велосипеда.
Ильберта лишь удивляла близорукость ряда ученых, политиков и просто возмутителей спокойствия, которые находили аргументы против реликта, а, значит, за нефть, за уран, за уголь и газ. У него не укладывалось в голове, как Россия, такая огромная страна, могла ввести полный мораторий на использование и ввоз реликта. Хотя ход мысли русских был как раз понятен. Глуп, недальновиден, ужасен, но понятен. Они ведь, вся их экономика, почти сто лет сидели не нефтяной игле. А тут бац! Какая-то «Реликт Корпорейшн» синтезирует какой-то там реликт!
Ильберту хотелось плакать при одной мысли, что человеческие существа, да еще в массе своей, способны на такой катастрофический эгоизм. Впрочем, говорить о народных массах, когда речь идет о России, вряд ли имело смысл. Ильберту пришлось побывать в составе экологической экспедиции на Байкале, и он знал, насколько своевольно и недемократично тамошнее правительство в лице мадам Уваровой, ярой противницы прогресса во всем, а так же насколько коррумпирована и жестока тамошняя полиция, насколько глупы дураки и насколько разбиты дороги.
Но то в России, то ладно. А в Европе? Понятно, что тут таких меньшинство, но ведь находятся умники среди студенчества, среди мамаш, даже среди ученых.
