«Королеву Эверин искали несколько месяцев, но результаты оказывались бесплодными. Все уже потеряли надежду, и только ее муж верил в том, что девушка мертва. Силенс Могучий даже не допускал мысли о том, что сердце Страстной не бьется. Мужчина утверждал, что она бы никогда не сдалась, если бы он вдруг исчез, поэтому и он не сдавался. Многие говорили, что король помешался из-за любви к своей жене, но при этом остальные с искренним сочувствием помогали ему в поисках.
Но сейчас в Дейстроу было не то положение, чтобы король мог свободно покидать замок по личным делам. В герцогствах царили непорядки, Красная страна держала Королевство в постоянном напряжении, сбавить обороты которого никак не удавалось. Враг не наступал, но и при этом не шел на мирные переговоры. Правитель Красной страны вел какую-то свою игру, правил которой Силенс понять не мог.
Но не смотря на то, что происходило в Дейстроу, каждый день король надеялся отыскать ту, ради которой он продолжал бороться. Бороться вопреки всему».
Из личного дневника капитана стражи королевы Ворна Коктона.
Реальность слишком жестока, чтобы быть правдой.
Такой была первая моя мысль на протяжении бесконечных двух месяцев, которые я провела в плену у Правительницы Красной страны. Положение мое и сейчас ничуть не улучшилось, но, несмотря на дикую усталость и почти нестерпимую боль, я верила, что когда-нибудь мне удастся сбежать из стана врага.
Мне даже не приходилось отвлекаться от себя, потому что мысли о моем короле беспрестанно терзали голову. Но все-таки даже беспокойство за то, что происходит с Королевством Дейстроу, было не настолько сильно, как то волнение, что я испытывала при одной мысли о Хелле Беллсе. Я оставила бастарда умирать в осиновом доме и ничего не попыталась сделать. Незнание дико раздражало, ведь бастард мог быть как живым, так и мертвым. Но все же я продолжала лелеять ту надежду, что мой друг жив. Я боялась себе представить, что вдруг станет с моей душой, если Хеллс Беллс мертв.
Мои надсмотрщики с тех пор не изменились. Неважно, с кем я перемещалась от одной точки к другой – с Круэл или Уэн, нас несомненно сопровождал кровожадный Бандж и тихая Сайнаса. Я не могла отделаться от ощущения, что эта женщина не похожа на остальных воинов Красной страны, но пока это были только предположения, так что приходилось довольствоваться тем, что у меня было. А было у меня не так много. Только черные, как смоль, глаза палача моего друга, каждое утро будящие меня своим сверлящим взглядом. Бандж обожал пытку. Я это поняла еще тогда в осиновом доме, но за эти два месяца я только прочнее утвердилась в своих предположениях. Этот воин не просто желал крови, он не мог прожить и дня, чтобы кому-нибудь что-нибудь не сломать или не покалечить. Когда с нами был кто-нибудь из сестер, Бандж вел себя послушно, смиренно выполняя приказы, но стоило девушкам отлучиться по приказу Правительницы, как солдат терял над собой всякий контроль. Мое тело отчетливо помнило его жесткие руки. Но лежа и терпя эти странные и мучительные пытки, я думала только о том, каково было Хеллу, когда Бандж заживо сдирал кожу с его спины. Содрогаясь от этих мыслей, я тихо плакала тогда, когда мои надсмотрщики оставляли меня в одиночестве. Точнее, в его подобии. Я была под неусыпным контролем двух солдат, и никак не находила способа разработать план побега. Обостренный слух Банджа не позволял даже прожить и дня без веревок на руках. Только иногда Сайнаса позволяла мне растереть руки, когда жесткого мужчину отзывали от обязанностей.
Назвать это бесконечной мукой нельзя. Страшнее были не физические увечья, а душевные терзания, что постоянно меня сопровождали. Мысли о Хелле лишали покоя, я не могла даже принимать ту скудную пищу, которую мне давали. К тому же, надзиратели никогда не были щедры. Если раз в три дня мне и доставалась засохшая корка черного хлеба, то это можно было назвать удачей. Но еда комом вставала в горле. Слезы мешали видеть окружающую обстановку, часто я даже не подозревала о том, куда меня везут на этот раз. Боль поедала мою душу, ядовитыми когтями впиваясь в сердце. Хеллс Беллс пострадал из-за меня, и совесть неустанно напоминала мне об этом ежесекундно. Каждое мгновение плена я запомнила вместе с дикими угрызениями стыда. Я оставила бастарда, который поклялся мне в верности, который был готов умереть только ради того, чтобы сохранить мою жизнь.
Иногда какая-то часть меня пыталась отдернуть сочувственные мысли, напоминая о том, что сделал Хелл с королем. Но этого было недостаточно. Я все равно не могла остановиться, и каждый раз пыталась дотянуться своей магией до бастарда. Но ничего не выходило. Куда бы мы не приехали, нас уже ждал свежий сруб из осины, а когда меня перевозили, то Правительница накладывала на мою магию свои чары. Так что против силы Волхва я не могла бороться, хотя неустанно искала способ. Заняться в эти бесконечные осенние месяцы все равно было нечем. Потому что если мы не ехали, то я лежала в углу на полу. Или страдала пож пытками Банджа.
