Страх сковал ноги, и каждый шаг получался
механическим, как у робота. Если бы не сумерки, в которых растворялись
окрестности, дерганая походка Егора вызвала бы новые насмешки. Хватит уже и
того, что он, не разобрав в потемках дороги, наступил в глубокую лужу. Бугай в
ответ на громкий в вязкой тишине всплеск разразился хохотом. За ним загоготали
остальные и еще долго не могли успокоиться, фыркая и хрюкая от разбиравшего их
смеха. В кроссовках неприятно чавкало, пальцы в промокших носках сводило от
холода. Развернуться бы, плюнуть на все и уйти, да только как потом жить с
таким позором? К насмешкам Егор привык. Но что скажет Ленка? А то и скажет, что
он слабак. Презрительно изогнет накрашенный рот и отвернется. Она трусов не любит.
«А не зассышь?» – так и звучал в голове голос одноклассницы. Если бы Егор увидел вчера
в ее синих глазах с длиннющими ресницами, от взмаха которых замирало сердце,
недоверие или привычное презрение, он бы отступил. Залез бы, как обычно, в свою
раковину, чтобы пережить унижение молча. Но в глазах Елисеевой неожиданно
мелькнуло удивление и что‑то похожее на уважение. Ободренный мимолетным
взглядом, которым его удостоила первая красавица во всей параллели, Егор
ломающимся баском прилюдно заявил, что не струсит. И вот он тут, ради Ленкиного
внимания, которого, казалось, ему никогда было не заслужить. Но раз возник
такой шанс, разве он его упустит?
Мысли о Лене приободрили. Егор расправил
ссутуленные плечи и даже зашагал ровнее. Да только тут же и был сброшен с небес
на землю – в буквальном смысле слова. Нога попала в ямку, и он распластался в
жидкой грязи. Одно хорошо – падать было не больно. Бугай загоготал,
захлебываясь от восторга, когда Егор поднялся и нелепо расставил в стороны
испачканные руки. Кто‑то из компании, кажется Седов, тут же ослепил
фотовспышкой. Дерьмо какое! Теперь о его позорном падении узнает не только вся
параллель, но и как пить дать Ленка.
– Ну чо, домой к мамане? – злорадно поддел Бугай. – Стирать штанишки? Еще не пришли, а уже обделался.
Дружки‑подлипалы услужливо захрюкали. Бугай
неспроста заслужил погоняло, которое даже учителя использовали вместо фамилии.
Мало того что его комплекция – рост под метр девяносто и вес под центнер –
внушала уважение и страх. Так еще и по возрасту он был старше своих
одноклассников, потому что дважды оставался на второй год. И горе тому, кто
вставал у него на пути. Или тому, кого Бугай выбирал «мальчиком для битья», – Егору ли не знать. А
после этого падения в грязь ему и вовсе житья не будет. Все это вспышкой
пронеслось в голове, и неожиданно нахлынувшая злость придала храбрости и
решительности. Егор оттер о штаны ладони, повел, разминаясь, плечами и нарочито
небрежным тоном скомандовал:
– Пошли!
Он первым двинулся вперед – туда, где
виднелись в желтоватом свете придорожного фонаря покосившиеся ворота. Бугай
громко хмыкнул и затопал следом, а за ним – остальные.
Створки крепко связывала металлическая цепь.
Узел ее служил хорошей приступкой. Бугай грубо оттеснил Егора плечом и первым
полез по ту сторону забора. Нога в тяжелом ботинке уверенно оперлась о цепь,
руки вцепились в верхние края створок. Ворота жалобно застонали и заходили
ходуном под его весом, когда Бугай перекинул через них ногу. На мгновение Егору
показалось, что хлипкие ворота сейчас рухнут. Найдется ли тогда хоть толика
здравого смысла у свиты Бугая не заржать над своим главарем? Егор на секунду
зажмурился от удовольствия, представляя себе падение ненавистного врага, пусть
это и породило бы следом бурю сокрушительного гнева. Но Бугай уже ловко
перекинул через створку вторую ногу и мгновение спустя глухо приземлился по ту
сторону ворот. Судя по тому, что никто не спешил следовать за ним, Егор понял,
что настала его очередь.
Он долго корячился на шатающихся под ним
воротах, как неуклюжая толстушка‑одноклассница на гимнастических брусьях, пока
наконец не перевалился через них и не свалился кулем на землю. Судя по
раздавшемуся за спиной подленькому хихиканью его плачевные спортивные потуги
тоже засняли на мобильный. Быть ему завтра героем дня. Ну что ж, терять и так
нечего. Егор мотнул головой в ответ на подколки Бугая и огляделся. В тусклом
свете оставшегося по ту сторону забора фонаря территория полуразрушенного
пансионата выглядела не просто жутковатой, а по‑настоящему инфернальной.
Деревья с поредевшими кронами, словно в предсмертной молитве, воздевали к
чернильному небу костлявые ветви‑руки. Ветер тревожил кроны, отчего «руки»
раскачивались и дергались, как у больных пляской Витта. Растянувшееся, словно
порванная гармонь, здание главного корпуса хищно поблескивало редкими
уцелевшими стеклами. Егору, воображение которого не к месту разыгралось,
показалось, будто здание на самом деле живое. Эдакое неведомое чудовище,
подстерегающее очередную жертву. Ему даже в шуме ветра расслышалось бурчание
голодного брюха. Глупые они, раз сами идут к чудовищу в пасть! Но Бугай уже
взбежал по выщербленным ступеням раздолбленного крыльца и потянул на себя одну
из приколоченных поверх двери досок. Егор же невольно замедлил шаг, хотя сзади
раздавался топот ботинок и перемежаемое смешками улюлюканье.
– Что, зассал? – гыкнул кто‑то сзади. И следом Егор получил ощутимый тычок кулаком под
лопатку. –
У‑у‑у, мы зо‑омби‑и‑и!
Дурачась, кривляясь, шатаясь из стороны в
сторону, двое из свиты встали по бокам и повели его прямиком к возвышающемуся
на крыльце, словно на постаменте, Бугаю с выломанной доской в руках. Деваться
некуда, уже не сбежишь.
Едва Егор перешагнул порог, как очутился в
сыром спертом воздухе, в нос ударил запах протухшей мешковины, защекотало в
ноздрях от пыли. Он торопливо потер переносицу, чтобы не чихнуть, и вытаращил
глаза, надеясь, что так зрение скорее привыкнет к темноте. Идти пришлось
вслепую, благо вели его под локотки двое «конвоиров» и не давали упасть. Егор
понимал, что к этой «прогулке» его сопровождающие тщательно подготовились –
запаслись не только фонариками, но и придумали, как запугать пострашнее,
поэтому все ждал, когда что‑то начнется. Но хоть он и вслушивался в
темную тишину, совсем не оказался готовым к тому, что неожиданно окажется один.
Только что рядом раздавались короткие смешки то ли Седова, то ли Лисицына и
шорох их шагов, заглушаемый толстым слоем осыпавшейся штукатурки, и вот Егор
осознал, что уже долго не слышит никаких звуков.
– Эй? – тихо вопросил он, стараясь голосом не выдать липкого страха, от
которого взмок затылок. – Эй, вы где?
Егор надеялся, в этот раз действительно
надеялся на то, что в ответ раздадутся насмешки и противный гогот, но темнота
не отозвалась даже вздохом. Вот он и столкнулся с первой из припасенных для
него пугалок – внезапным одиночеством. Значит, теперь следует ожидать, когда на
него выпрыгнут с воплями из‑за угла. Егор одновременно и приободрился, и
насторожился, чтобы не оказаться застигнутым врасплох. Затем достал из кармана
фонарик и включил его. Что там говорили пацаны? Подняться на второй этаж,
пройти через левое крыло, добраться до последней комнаты, позвонить Бугаю на
мобилу, чтобы тот засек время. И высидеть в полной темноте полчаса. Полчаса –
это даже не час. Бугай хвалился, что провел однажды здесь целую ночь. И в его
рассказах не было ни армии зомби, ни призраков, ни прочей нежити. Бугай,
напротив, презрительно сплевывая через щербину между передними зубами,
отзывался обо всех слухах как о бабушкиных сказках. Нет ничего на стройке,
крысы да кошки! Впрочем, даже после того, как Бугай собственноручно постарался
развеять все детские страшилки, которые порождало у школьников полуразрушенное
здание, других смельчаков прогуляться ночью по территории пансионата и его двум
этажам не нашлось. Только Егор неожиданно и для себя, и для одноклассников
вызвался. Если бы не Ленка…
