Кратко о второй книге Гермия Александрийского
Гермий во второй книге обсуждает философские идеи о любви, безумии и бессмертии души, основываясь на работах Стесихора, Сократа и Платона. Стесихор в своей палиноде отказывается от прежних взглядов на любовь, утверждая, что они были ложными, в то время как Сократ подчеркивает, что безумие влюбленного может быть как положительным, так и отрицательным, и связано с высшими благами. Платон выделяет четыре вида безумия (музыкальное, ритуальное, пророческое и эротическое), которые помогают душе восстановить гармонию и связь с божественным.
Далее рассматривается природа души, её бессмертие и самодвижение, где Платон утверждает, что душа не может быть уничтожена и всегда в движении. Он использует метафору возницы и лошадей для иллюстрации различных аспектов души, подчеркивая важность разума. Гермий также обсуждает иерархию душ, их связь с божественными сущностями и влияние на мир, а также концепцию пророчества и знания.
В заключение, Гермий акцентирует внимание на различиях между разумной душой человека и неразумной душой животных, подчеркивая, что только философы могут достичь божественного через понимание умопостигаемого. Текст подчеркивает важность практики и восхождения к божественным истинам для достижения истинного счастья и понимания.
α. Οὐκ ἔστ ἔτυμος λογος] 244 Α.
«Неверно было слово это»
Идеи Стесихора и Сократа о любви и безумии. Стесихор написал палиноду, в которой утверждает, что его прежние слова о любви были ложными, несмотря на их правдивость в контексте исчезающей красоты. Сократ, в свою очередь, использует аргументы Лисия, утверждая, что влюбленный может быть безумным, но это безумие не всегда является негативным. Он подчеркивает, что безумие может иметь как положительные, так и отрицательные аспекты, и что в некоторых случаях влюбленный может превосходить умеренного человека. Сократ также утверждает, что безумие может быть источником высших благ и что оно связано с экстазом и страстью, которые являются важными аспектами человеческого опыта.
У Стесихора все началось с того же, что и у нас: он сам написал палиноду для Любви, как и для Елены. Прежнее высказывание он произнес не правдиво, а ложно, хотя оно и было правдивым в том смысле, что было забыто, поскольку касалось красоты, которая исчезает и гибнет в чувственном мире; таким образом, оно естественным образом связано с ложным. – Конечно, он говорил о настоящем: ведь он просто сказал: «Ложно то слово, которое не дарует благосклонности любящему», но «то, что присутствует, как говорят, дарует благосклонность тому, кто не любит».
– Так как Лисий использовал этот аргумент, утверждая, что не следует потакать любовнику, потому что любовник безумен, а не любовник умерен, Сократ также использовал его (ведь он сам заявил, что везде, где можно выразить нечто отличное от того, что утверждает Лисий, следует это сделать). Поскольку он сам применял это во многих других аргументах, в том числе и в этом, что влюбленный безумен, а нелюбящий умерен, он указывает, что понятие безумия не является простым; ведь существует по крайней мере третья категория, в которой влюбленный превосходит и лучше, чем умеренный, тогда как тот, кто находится в одной категории с умеренным, имеет и преимущества, и недостатки по сравнению с умеренным, и уступает ему в умеренности.
Поскольку, таким образом, все аргументы в предыдущем рассуждении проистекают из его безумия и изумления, Сократ показывает, что само это понятие – не просто название безумия. Ведь оно может быть либо только плохим, либо только хорошим (ибо только это может быть простым), либо может быть и хорошим, и плохим.
Ибо если бы это простое понятие означало только зло, то оно, конечно, было бы хуже, чем умеренность; но если бы оно было только добром или в одних отношениях добром, а в других злом, то недостаточно, чтобы безумие было добром, чтобы быть лучше умеренности; ибо что, если бы оно было менее добрым? Поэтому необходимо показать, что в умеренности больше блага, чем в безумии; это действительно будет показано, и это покажет, что превосходство безумия над высшими благами – дело людей, и что безумие – не просто величайшее благо, но также причина и мать величайших благ.
Поэтому она также великим образом ее прославляет. Если же это дар от богов, как утверждает самый мудрый, то может стать причиной высших благ; и первая, и средняя, и последняя страсть порождают экстаз и безумие, а различные формы безумия, кажется, являются неотъемлемой частью самой страсти, внушая безумие и восторг тем, кто поддается ей.
***
Hρξατο μὲν ἀπὸ τῆς αὐτῆς ἀρχῆς τῷ Στησιχορῳ, Eπειδὴ καί αὐτὸς παλινῳδίαν γράφει εἰς τὸν Ἔρωτα, ὥσπερ ὁ Στησίχορος εἰς τὴν Eλένην. Οὐκ ἔτυμον δὲ εἰπε τὸν προτερον λογον, ἀλλὰ ψευδῆ, καίτοι γε ὄντα οπῃ ἠλήθευεν, Eπειδὴ περὶ τὸ αἰσθητὸν κιὶ ἔξω φιινομενον ἀπέολεπε κάλλος· διὸ συναινσιπὲφυρται τῷ ψευδεῖ. – Aσφαλῶς δὲ εἰπε τὸ παροντος· οὐ γὰρ ἁπλῶς εἰπε " ψευδής Eστιν ὁ λογος ὃς ἃν μὴ τῷ Eρῶντι χαρίζηται," ἀλλ " ὸς <ἃν> παροντος ἑρπετοῦ τῷ μή Eρῶντι φῇ δεῖν χαρίζεσθαι. "
– Εἰτα Eπειδὴ ἄνω Eπὶ κάτω τούτῳ μονῳ Eχρῆτο τῷ Eπιχειρήματι ὁ Λυσίας, λέγων μή δεῖν χαρίζεσθαι τῷ Eρῶντι, Eπειδὴ ὁ μὲν Eρῶν μαίνεται, ὁ δὲ μὴ Eρῶν σωφρονεῖ, Eχρῆτο δὲ αὐτῷ καὶ Σωκράτης (εἰπε γὰρ καὶ αὐτὸς οτ. οὐ δυνατὸν πάντῃ ἕτερα παρὰ τοῦ Λυσίου λέγειν, ἀλλ ἔστιν οπῃ τοῖς αὐτοῖς ἀνάγιτ, χρήσισθαι), Eπειδὴ οὐν καὶ αὐτὸς Eχρήσατο πρὸς πολλοῖς ἄλλοις Eπιχειρήμασι καὶ τούτῳ τῷ οτι ὁ μὲν Eρῶν μιίνετιι, ὁ δὲ μή Eρῶν σωφρονεῖ, δείκνυσι μή ὃν ἁπλοῦν τὸ τῆς μανίας ὄνομα· τριττὸν γὰρ τούλάχιστον τὸ μὲν Yπέρτερον καί κρεῖττον τοῦ σωφρονεῖν, τὸ δὲ Eν τῇ αὐτῇ συστοιχίᾳ τῷ σωφρονεῖν, ὁ καὶ κατά τι πλεονεκτεῖ καὶ κατά τι πλεονεκτεῖται Yπὸ τοῦ σωφρονεῖν, τὸ δὲ καταδεέστερον τοῦ σωφρονεῖν.
Eπειδὴ τοίνυν πάντσι τὰ Eπιχειρήματα Eν τοῖς ἅνω λογοις Eκ τοῦ μαίνεσθαι αὐτὸν καὶ Eξεστηκὲναι Eλαμὸάνετο, αὐτὸ τοῦτο λαὸἰυν ὁ Σωκράτης δείκνυσιν οὐχ ἁπλοῦν ὃν τὸ, τῆς μανίας ὄνομα. «Ἡ γὰρ μονως κακον Eστιν, ἢ μονως ἀγαθον, (τοῦτο γὰρ <ἃν> ἠν ἁπλοῦν εἰναι) ἢ καὶ ἀγαθὸν καῖ κακον.
Εἰ μὲν γάρ μονως κακὸν Eσήμαινε τοῦτο τὸ ἁπλοῦν, πάντως ἂν χεῖρον ἠν τοῦ σωφρονεῖν· εἰ δ αὐ πάλιν μονως ἀγαθὸν ἠν, ἢ κατά τι μεν, ἀγαθὸν κατά τι δὲ κακὸν, οὐκ ἀρκεῖ τὸ εἰναι ἀγαθὸν τὴν μανίαν πρὸς τὸ καὶ κρείττω εἰναι τοῦ σωφρονεῖν· τί γὰρ εἰ ἔλαττον ἀγαθὸν εἰή; Διὸ δεῖ δεῖξαι οτι πρὸς τῷ ἀγαθῷ καὶ μεῖζον ἀγαθον Eστι τοῦ σωφρονεῖν· τοῦτο δὴ καὶ ποιήσει, καὶ δείξει οτι ἡ κρείττων τοῦ σωφρονεῖν μανία τῶν με· γίστων ἀγαθῶνέιῖτία Eστὶ τοῖς ἀνθρώποις, καὶ οὐχ ἁπλῶς μέγιστον ἀγαθον Eστιν ἡ μανία, ἀλλ αἰτία καὶ μήτηρ τῶν μεγίστων ἀγαθῶν Eστι.
