1
– Моя вуаль из кисеи тумана,
И у подъезда ждет кабриолет —
Я вся дрожу в предчувствии обмана:
Стою в шелках, а жениха всё нет.
Маруся Лукова крутилась перед зеркалом.
– Маман, идите сюда скорей!
– Ты чего орёшь на весь дом? – в комнату прихрамывая, вошла Валентина Ивановна и, встав у неё за спиной, с улыбкой спросила:
– Маша, что у тебя на голове?
Лукова, прищурившись, направила струю лака на замысловатую конструкцию из сиреневых волос и нацепила на нос очки.
– Дай павлина! Последний штрих…
Мать извлекла из шкатулки брошь и протерла её рукавом байкового халата.
– Если ты уверенна, что изуродовать свою внешность – это последний шанс устроить личную жизнь, я не буду тебя переубеждать, милая, но знай: ты производишь впечатление не совсем нормальной – вернее, совсем сумасшедшей девочки.
– Не мешай входить в образ, – Маруся пристегнула латунного павлина к блузке, – пора Рыжую будить.
Юля Жукова вздрогнула: в прихожей разрывался телефон.
– Какого чёрта? Это ты, Лукова? – сонным голосом пробурчала она, сняв трубку.
– Я – кто же ещё? Через сорок минут Наташкин поезд приходит.
– Ты в своём уме? Посмотри на часы!
– Прости: немного ошиблась.
– Заходи раз ошиблась. Только тихо: Севка спит.
Юля приоткрыла входную дверь, и, закутавшись в плед, вышла на балкон. Она с трудом разглядела подругу, срывающую цветы в палисаднике. Надёргав тюльпаны, Лукова направилась к подъезду – вскоре в прихожей раздался грохот, и соседка появилась на пороге кухни, размахивая букетом:
– Это тебе! Ты видела, какой туман?
Маруся швырнула на стол кулек с огрызками хлеба, подтянула зелёную юбку в белый горох с огромными накладными карманами, и, показав тонкую ножку, обутую в малиновый лаковый ботинок, артистично покрутила им перед носом Жуковой.
– Признайся: ведь тебе будет стыдно идти со мной по улице, да?
– Чего стыдиться? Все подумают, что я веду тебя на приём к психиатру.
Лукова развалилась на стуле, закинув ногу на ногу.
– Сегодня воскресенье – какой психиатр?
Жукова выпила стакан воды, и, прикурив сигарету, кивнула на кулек:
– Что это?
– Коллеги убирают в хлебницах и приносят мне сухари (буду птичек на кладбище кормить). Чего грустишь?
Задумчиво рассматривая старомодную полосатую кофту подруги с огромными перламутровыми пуговицами и с павлином, распустившим хвост, Юля вздохнула:
– Поставь цветы в вазу – я в душ.
– В глазах тоска, как у некормленой кошки. Что-то случилось, а говорить не хочет. Очень интересно…
С моря дул легкий ветерок – туман рассеялся, и воскресное майское утро предвещало прекрасный теплый день. Девушки вышли из ворот и направились к вокзалу встречать подругу Наташу.
– Ты бы хоть на кладбище оделась, как человек. Настоящее пугало: тебя бы в огород – птицы от инфаркта начнут дохнуть, – бурчала Юля.
– А вдруг человек надёжный случится? Я тебе сто раз объясняла, но ты же меня никогда не слушаешь. Могу напомнить: тот мужчина, которому будет абсолютно безразлично, что на мне надето, и какая причёска у меня на голове навсегда завоюет моё сердце и душу.
– Ты считаешь, это тряпьё вызовет у мужчины желание завоёвывать твоё сердце? И на кой чёрт ему понадобится какая-то душа, если в дрожь бросает только от одного твоего вида. Знаешь, из тебя получилась бы неплохая клоунесса, болтающая чушь в перерывах между цирковыми номерами.
– Моя мама…
– Даже не вздумай! Ни слова о маме.
– Ну, только разок! Моя хромая мама умудрилась где-то выцарапать мужика и подбить его на тёмное дело для материализации своей мечты в виде меня – Маруси Луковой. Она, к сожалению, не сообразила в тот момент, что её дочь будет всю жизнь страдать из-за отсутствия отцовской любви и эгоистично грезила о счастье каждое утро орать голосом армейского прапорщика: «Подъём, Маруся! Ты опоздаешь на работу в ботанический сад!»
– Ну, вот – готовая реприза…
Лукова довольно ухмыльнулась:
– Мне нравится, что ты оценила. Как же быстро время пролетело: мы ведь уже целый год прожили без Кимов, – она дернула Юлю за рукав пиджака, – почему ты молчишь? Хочешь, открою один секрет? Я сегодня объявляю день искренности (ты можешь не поддерживать мою инициативу). Так вот, слушай! Иногда, страдая бессонницей, я представляла, что Женя Ким мой родной папа: сильный, умный, богатый (ну ты и сама знаешь, каким он был). Вот он забирает меня из роддома, глупо улыбаясь от счастья и с трудом осознавая, что стал отцом – проходит совсем немного времени, и он уже ведёт меня за руку в детский сад, а вы (ты и Наташка) тащитесь следом и с завистью пялитесь нам в спины. Потом мы идем в наш первый «В» класс – Ким, нежно целуя меня лоб, просит: «Маруся, не изводи учительницу на уроках: если ты будешь послушной девочкой – мы с тобой на летних каникулах отправимся в Италию, и я покажу тебе Пизанскую башню». Ну, короче: уже не осталось ни одного европейского курорта, где бы мы не побывали, потому что я круглая отличница и моя фотография постоянно висит на доске почёта. После окончания школы я поступаю в МГУ, и, получив красный диплом, становлюсь известной журналисткой, а может, телеведущей. Ну, на худой конец, администратором в гостинице «Интурист».
Споткнувшись, Юля выругалась матом и залилась звонким смехом, разнёсшимся по пустынной улице:
– Лукова, ты спятила?! – хохотала она не в силах успокоиться.
Маруся довольно ухмыльнулась и продолжила:
– Это ещё не всё – смотри под ноги, а то свалишься со своих каблуков. Когда в мечтаниях я достигала приемлемого для меня положения в обществе, возникал вопрос: а что же дальше? Пришла пора устраивать личную жизнь, но тут выяснялось: я не в состоянии представить себе ни одной достойной рожи. В роли мужа и отца моего ребёнка я видела всё того же Кима: красавца с очаровательной родинкой над верхней губой. Вот я с коляской сижу на бульваре и любуюсь морем – вдали появляется знакомый силуэт, и кто бы ты думала, идёт с шикарным букетом роз? Конечно Женя Ким – мой ненаглядный супруг.
Лукова вопросительно глянула на Юлю – она о чём-то сосредоточенно размышляла.
– Ау! Ты где?
– Я здесь. Вот что я тебе скажу, правдоруб: не вздумай при Наташке свой бред нести. Поняла меня? А то доиграешься.
– Да какая разница уже, когда нет больше человека, – вздохнула Маруся.
– Горе луковое – может, ещё признаешься, что была влюблена в Женьку? А ну, посмотри на меня.
– Да ну тебя! Ты так ничего и не поняла. Я же воспитана в лучших советских традициях: разве можно влюбляться в мужей подруг? Просто, лучше Кима я никого на этом свете не встретила ещё, хоть и репутация у него была изрядно подмоченной. Ты не представляешь, как тоскливо мне было возвращаться домой после наших поездок к ним в гости. На беленой известкой кухне сидела мама и ждала меня, улыбаясь. На столе традиционно стояла тарелочка с пирожками и стакан молока, а я шла в свою комнату, и, зарывшись с головой под одеяло, вспоминала бассейн с лазурной водой, шезлонг под зонтиком – кругом тишина, и только птицы щебечут. Ким приносит серебряный поднос – на нём бутылка мартини и гора клубники. И его слова: «Бухни, Лучок! Поверь: с клубникой – это шедевр». Эх, бедный Женька…
