Предисловие.
Многие говорят, что религия – одна из величайших афер человечества. Кому-то она приносит богатство и власть, а кому-то покаяние и разорение. Может быть. Все может быть. Но все-таки, религия еще не принудительна в основной массе общества, а бога пока что нельзя ни увидеть, ни потрогать, находясь в здравом уме и рассудке.
Чего не скажешь про политику.
Все гениальное просто, именно поэтому политика – самая гениальная афера человечества над самим собой. Богов политики все видят и знают, а кто-то даже хвастается, что лично прикасался к ним как минимум через пять рукопожатий.
А еще всем известно (тем, разумеется, кто находится в здравом уме и рассудке), что боги политики никогда не говорят правду. Ну, кроме тех случаев, когда угрожают замочить кого-нибудь в сортире. В этом и кроется феномен политической простоты: общество прекрасно знакомо со своими богами, оно в курсе тотальной лживости их проповедей и исповедей; но понимать, где ложь – это совсем не то же, что чувствовать, где правда.
А правда очень нужна человеку. Только с помощью правды человек может правильно ориентироваться в пространстве. А без неё, неизбежно теряя ориентиры в океане лжи, общество путается мнительностью, паникой и страхом – лучшими вожжами политических богов. Тот же, кто чувствует правду и не хочет теряться в пространстве – пропадает сам. Совсем. От политики, как и от судьбы – не уйдешь.
Свет настольной лампы выкраивал из темноты худое тело, похожее на плитку когда-то готового ко всему пластилина, которую огромными ладошами жизни скатало почти в бесформенную трубку.
Надежда Орфаник – женщина с иконы. По крайней мере, именно так за спиной называли ее знакомые и не очень люди. Может быть, эта ассоциация прилипла к ней из-за ее необычайно симметричного, буквально вылепленного из гипса овала лица с выразительным взглядом голубых глаз, идеально прямым, чуть вытянутым носом, и копной пшеничных, ни разу не крашенных, и похоже, никогда не распускаемых из хвоста волос. А еще из-за ее кожи – белесой, с восковым блеском.
Но, скорее всего, истинной причиной была все-таки не ее внешность.
За спиной женщины, крепко окутанная сном, сопела тринадцатилетняя начинающая девушка. Ее дочь. Сама Надежда сгрудилась над стареньким ноутбуком. Она открыла страницу форума, который когда-то давно, почти что в прошлой жизни дал ей одну из спасительных нитей. По краям выбранной страницы медленно загружались рекламные баннеры, предлагавшие уже к утру стать миллионером, счастливчиком, и увеличить себе все, что угодно, кроме уровня ай кью. Будучи женщиной высоких моральных принципов и старой советской закалки, Надежда проигнорировала их навязчивое мелькание, сосредоточив ослабевший взгляд на потертой клавиатуре.
Помимо того, что ей трудно давались правильно сложенные мысли и предложения, так еще когда нужное слово, вроде бы, попадалось на крючок языка, в полумраке комнаты она едва находила клавиши с необходимыми регистрами. В который раз жалея, что так и не приобрела себе новые очки взамен разбитых старых, просто потому что у нее не было лишних денег, она обернулась, поймав дальнозорким кивком завернутое в кокон одеяла, безмятежно сопящее тельце своей дочери, и улыбнулась. Улыбнулась сразу на все. На невозможность купить очки, на свое отвратительное зрение, на старую однушку на окраине, на крохотную зарплату и ужасную погоду – на все разом.
Писать в интернете легче, чем писать живое письмо одному конкретному человеку, или ему же говорить то, что хотел бы перевести на бумагу. У личных посланий есть адресат, лицо, а значит, куда больше ответственности. Но бывают такие исключения, когда в результате одной и той же причины все переворачивается с ног на голову. Тебе нужно написать всем, тысяче человек, но это так лично, что твоему посланию нужно конкретное лицо. Именно с такой проблемой столкнулась Надежда. Текстовый курсор мигал на экране, а за ним не могло уцепиться ни единого слова. Тот то и дело сбивал их со строчек, как шар кегли: С-с-т-р-р-а-а-а-й-к, с-с-т-р-р-а-а-а-й-к-к!
Тогда Надежда решилась вспомнить свое лицо. Но только то, которое она носила всего несколько лет назад. Лицо матери на пике отчаянья. Фигуру человека скомканного ладонями жизни, смятого до стержня, и из последних сил старающегося не надломиться.
Текст в окошке для сообщений стал набираться сам собой:
«Здравствуй, дорогая мама «особенного» ребенка! Сейчас почти час ночи, а в твоем городе, может, и позже. А ты все не спишь. Не получается. Как я тебя понимаю, как я все помню. Но поверь мне, поверь, потому что так надо, а не оттого, что искренне готова – все пройдет, все изменится! Все будет правильно!
Видишь, у Нас уже все в порядке, потому что когда-то «тогда», я сама поверила! Через силу. А теперь мне уже больше не нужно верить, и я хочу передать свою веру Тебе.
Моей дочери в этом году исполнилось тринадцать. Не правда, что тринадцать – несчастливое число! Это был наш самый счастливый День Рождения за последние пять лет.
Все началось во втором классе. Господи, она тогда носила два огромных банта – один желтый, а второй бледно-розовый – и все никак не хотела их снимать.. Как же она их любила.. как же она любила жизнь! Она и теперь ее любит. Даже еще больше. Но тогда, почти шесть лет назад сама жизнь почему-то нас разлюбила. Прости меня, если непонятно, или не по делу пишу, я простая учительница истории.
Ну, вот я снова плачу.. Не знаю, почему.. Просто плачу и все. Я же сильная женщина, а сильным женщинам как раз только по ночам и можно плакать..
Но тогда я не была сильной. И плакала, когда пожелаю. Вот и после первого Дашенькиного приступа – он случился прямо на уроке физкультуры – я расплакалась сидя с ней в обнимку, прямо в футбольных воротах.
Сомнений в эпилепсии практически не было. Учительница физкультуры подробно рассказала про резкую потерю ориентации во время занятия, судороги, пену изо рта и потерю сознания.
Мы всегда боимся за наших деток больше, чем они за себя сами.. Наверное, потому что больше них воображаем. Так же, как они больше нас самих за нас радуются.. потому что больше воображают. Вот и я тогда сразу такого себе навоображала, а Дашка сидела, оперевшись на эту дурацкую штангу, и сама меня успокаивала.