Глеб открыл глаза. И сначала не понял, где находится. Пахло не домом. Пахло тиной – утробной, набившей внутренности. Язык не слушался. Глеб попытался шевельнуть ногой, но и она не двигалась. Тогда полежал еще с минуту, вслушиваясь в металлический вой. Вой еще был далеко – можно было не торопиться. Затекшая нога отошла, язык отлип от неба. Хотелось пить. Глеб дотронулся ступнями до ледяного пола и сел на кровать, через носки ощущая холод. Плечи передернулись сами собой.
Приехал подменить Игоря, а обморозился на трое суток. И какой из Глеба егерь? Как из Игоря – сисадмин. И отопление вырубилось… Надо признать, что ведь приехал не просто так. Звало ведь – это дебильное желание стать одним из выживших.
Глеб завернулся в куртку, нащупал ногами в темноте охотничьи сапоги, надел и подошел к окну.
Ночь была без звезд. Можно было вытянуть руку вперед и увидеть отрубленную тьмой культяпку – без пальцев. Зато голые стволы деревьев светились изнутри радиоактивным излучением, и красная луна просачивалась в маленький прострел туч. Мир закостенел. Как те, что воют металлическим скрежетом и застывают меж серых стволов. Тонкий вой гвоздями пробирался под кожу. Глеб взял с тумбы железную кружку и обжег горло холодной водой. Внутри сразу стало тише, понятнее.
В такую ночь космос вливается в дырявые слои атмосферы и образуется черный тоннель. Тоннель, как река Стикс, по которой Харон везет на своей лодке души в другой мир. И всегда что-то случается. Но не со всеми.
Глеб не сразу понял, что в комнате кто-то есть. Он просто ощущал присутствие момента. Как я – здесь и сейчас. И не коннект с миром, а отторжение. Тошнотворное чувство. Желудок свело судорогой. Глеб вдруг понял, что чувствует запах. Коктейль из тины, очищенного вареного яйца и лимонных корок. Но дело не в различимости компонентов, а в том, что этот запах щекотал нервы – провода внутренние – как чужеродное. И от этого запаха волосы у корней шевелились червями. И прямой позвоночник будто вниз сползал, приколачивая к полу внезапно одеревеневшее тело.
Несгибаемыми пальцами нащупал в кармане зажигалку и чиркнул колесиком. Тот, чье присутствие ощущал Глеб, был не где-то в противоположном углу комнаты, а прямо перед ним. Он имел длинное туловище с впалым животом и выделяющимися ребрами. Тонкие руки висели плетьми и почти доставали до пола. Ноги, в обхвате не шире запястий, цепко стояли на полу так, словно монстр цеплялся когтями, чтобы не упасть. Макушка существа едва доходила до грудной клетки Глеба. Голова с острым подбородком, по форме напоминала смайлик с инопланетянином. Нос – аккуратный, кукольно-человеческий; линия маленьких тонких губ совершенно прямая. Глаза полузакрыты. Верхнее веко не смыкается с нижним, отчего кажется, что существо наблюдает за своими ногами.
Глеб сделал шаг назад, но существо осталось неподвижным. Тогда Глеб в несколько шагов пересек комнату и нажал выключатель. Свет мгновенно заполнил комнату, существо раскрыло глаза, скривилось, словно от боли, и завыло визгом испорченного микрофона с обратной связью. Глеб по инерции сначала вырубил свет, потом снова включил.
Монстр лежал на полу, рядом с железным тазом, лицом кверху и часто-часто дышал. Ребра вздымались по несколько раз за секунду.
Говорят, что детеныши опасны, но кто их теперь разберет? Ведь никто не говорил, что у них человеческие лица.
Осторожно присел рядом с детенышем и тронул сложенным ножиком вытянутую кисть. Существо не шевельнулось. Тогда Глеб отложил нож и коснулся предплечья. Выжившие рассказывали, что кожа существ напоминает кору деревьев. Но это оказалось не так. Кожа была холодной и гладкой, как у лягушки. Видимо, детеныши принимают температуру окружающей среды. Может, из-за холода впадают анабиоз, как земноводные?
Реальность не клеилась с правдой выживших. Выходит… выживших нет.
Глеб просунул руки под существо и поднял. Монстр не двигался, а бездыханно висел на руках, запрокинув голову. Глеб положил детеныша на кровать и прижал ладонь к области сердца. Сердце билось очень медленно, почти неразличимо. Он даже не сразу понял, что оно еще бьется.
Если его догадка про анабиоз верна, то котел разжигать не стоит. Глеб встал над существом и провел руками по своему лицу. Желудок сжался в камень и давил на позвонки. Глеба начало трясти: сначала едва ощутимо, потом судорожно. Зубы крошились от стука. Глеб тяжело сглотнул. С зубами – норм. Надо успокоиться.
«Микрофонный» вой за окном словно глох. Или это уши заложило? Как будто внутренние динамики сдохли.
Грудная клетка существа двигалась все медленнее. Потом на долю секунду замерла, выгнулась вместе с позвоночником вперед и резко впала. Глеб на автомате бросил взгляд на длинные мертвецкие ступни. Хотелось набросить на это «тело» простынь и вывести в дверь на каталке.
Черт лица уже было не разглядеть, словно все черты вытянулись в линии и склеились. Глеб наклонился ниже, чтобы проверить. В нескольких сантиметрах от его глаз резко разомкнулись веки существа. Так резко, будто отпружинили. Глеб на автомате закрыл эти веки – так покойнику закрывают глаза.
Но глаза снова раскрылись, и Глеб осознал, что это не инерционная судорога, а осмысленный взгляд. Существо смотрело. В глаза. Взгляд был не тяжелый, не пристальный – он был говорящим. Настолько – что Глеб бессознательно выдохнул:
