Он часто смотрел в окно. Просто стоял и смотрел. Снаружи не было ничего интересного, его окна выходили на помойку, в которой вечно копошились бездомные животные и насквозь пропитые бомжи. Но это было неважно, ведь он смотрел отнюдь не на них. Вернее, видел не их. Он видел небо, такое разное каждый день, такое непохожее само на себя. И лес на горизонте. Там, за скучными и однотипными высотками. Ветер поднимал с помойки пакеты и легкий мусор, разносил все это по округе, некоторые пакеты подлетали к самому его окну и парили в воздухе как огромные, безобразно грязные воздушные медузы в поисках пищи, распахивая свою омерзительную утробу. Тогда он закрывал окно шторой и уходил вглубь комнаты, или вообще на кухню, наливал себе чаю и ждал, ждал когда ветер прекратится, чтобы опять можно было смотреть в окно.
Но однажды его внимание привлекло нечто поближе неба – непосредственно под окнами. На помойку ночью выбросили кота. Кот был сер и полосат, довольно упитан, на шее его устрашающей полоской выделялся ярко красный ошейник. Была поздняя осень, и помойка представляла собой гигантскую грязную лужу, печальными островками на которой выглядывали коробки, старая мебель и мешки с мусором, незаброшенные ленивыми хозяевами в контейнер. Кот спрятался от дождя под старое треногое кресло и первые два дня вообще из-под него не вылезал. Другие коты, которые всю свою жизнь провели на этой помойке, или были здесь достаточно долго для того, чтобы чувствовать себя хозяевами положения, с жадностью бросались на еду, приносимую сердобольными старушками, не оставляя ни крошки. Даже если бы новичок попытался претендовать на пищу… у него просто не было шансов.
На третий день кот выбрался из своего убежища и отправился осматривать помойку, не обращая внимания на грозных собратьев, приготовившихся в любой момент защищать свое от пришельца. У крайнего бака стояла банка из-под плавленого сыра, в которую натекла дождевая вода, и кот попил из нее. Не из лужи, нет, он до такого никогда бы не опустился!..
Мужчина у окна усмехнулся: ничего, брат, это только по первости!.. помойка и не таких обламывала. Вот он тоже когда-то думал, что жить за чужой счет позорно. А еще он думал, что пьянство – удел слабых, и начать пить от безысходности может только полный лузер. Выходит, теперь он самый что ни на есть позорный лузер. Завязавший лузер… но это ведь ничего не меняет?
Он заварил себе чай из пакетика и открыл холодильник. Мда… негусто. Пора бы пополнить припасы. Да и мусор уже который день просится наружу – одних чайных пакетиков за неделю набралось полведра.
Он достал мусорный пакет с содержимым и обреченно – что ж поделаешь! – направился в коридор. Каждый выход на улицу был для него настоящим испытанием, что-то вроде собственного позорного столба. Умом он, вроде бы, понимал, что всем им нет до него никакого дела – им безразлично кто он и что из себя представляет. Но сердце сжималось каждый раз, когда он ловил на себе чей-то случайный взгляд. Ему казалось, что они разглядывают его пустой безрукий рукав, его изувеченное на одну сторону лицо, что они изучают его кривую походку. Но, самое страшное – он это чувствовал нутром – они все знают, что он ничтожество, пропойца, трус и слабак!
