В зимнюю, продуваемую ветром ночь, при морозе за минус двадцать, поневоле будешь прыгать на месте, танцуя известный только тебе танец, если одет ты в демисезонное пальто, а вместо тёплой шапки на макушке зацепилась легкомысленная фуражка с помпончиком наверху.
Ceргей и Колька усердно толкали друг друга на платформе в ожидании последней электрички. Засиделись в гостях, вот теперь и приходилось танцевать: «Мы встретились с тобой у южного моря».
– Фа-фа, фа-фа, —подражая саксофону, кружился Николай с воображаемой партнершей.
Сергей козликом подпрыгивал рядом.
– Колян, а зря ты отвергнул Люську, – нудил друг, говоря себе в нос, чтобы не растрачивать тепло.
– Фа-фа, фа-фа, —не обращал внимания Колька.
– Глядишь, и не мерз бы сейчас здесь.
– Ну, если только ради того, то и не стоит. Оно лучше, когда по любви, – ответил наконец Колька, бросив танцевать.
– Мальчик, не смеши публику. Тебе скоро ОГО-ГО-ГО, а ты всё любовь ищешь.
– Ровесник, не считай себя публикой. Никому не говорю об этом, только тебе. Положи руку на сердце, нас двое – и больше никого. Разве не хочешь чистоты и верности – этих составных любви?
– Брось. Придет время, затолкают тебя под венец, и дело с концом.
Вдали замелькали огни электрички. Еще немного, и прожектор охватил перрон, друзья посеменили к открывшимся дверям и запрыгнули во внутрь. В вагоне было не на много, но все же теплее.
– Her любви, нет любви, – бубнил Сергей, топая по вагону.
– Есть, дурак, есть, – отвечал Николай, и оба замерли – в углу вагона сидела девушка в белой шапке и внимательно смотрела в окно на мелькавшие огни.
Приятели притихли и сели на противоположный край.
– Вы, Николай Петрович, параметры по эквивалентным зарядам в нашу лабораторию так и не послали, – стал важничать при посторонней Сергей. —Позвольте полюбопытствовать, когда же мы получим фронт работ.
– Скоро, ровно через три дня. Мне надо установить критерий посторонней массы что-то получаются большие величины.
Заскрежетали тормоза, электричка подходила к очередной остановке. Девушка встала, взяла с полки книги и, осторожно ступая, направилась к выходу. Когда она поравнялась с местом, где сидели приятели, Николай поймал ее взгляд. Сможет ли кто-нибудь когда-нибудь объяснить женский взгляд, из-за него мужчины шли к барьеру, из-за него они мчались в никуда, из-за него они отрывались от телевизора во время трансляции футбольного матча. Ее бездонной глубины глаза сказали ему только одно: "Неужели мы больше не встретимся?» И, стукнувшись о край лавочки, она пошла дальше к выходу. Николай безмолвно встал и направился за ней.
—Ты, ты… куда? —схватил его за пальто Сергей.
—Отстань. —Николай отбил Серегину руку.
Дверь с шумом открылась, и девушка, а за ней Николай, исчезли в проеме. На перроне завывал ветер, поднимая и тормоша снег с сугробов. Раздался пронзительный сигнал, оповещающий о продолжении движения, и, в самый последний момент, в тамбур влетела тяжелая сумка, а за ней и ее обладательница. В ту же секунду двери захлопнулись, и электричка тронулась.
Сергей выбежал в тамбур. Девушка испуганно смотрела на него и шептала:
– Ошиблась остановкой. Это какой-то полустанок – ни домов, ничего нет,
– А Колька? Где Колька? – закричал не своим голосом Сергей. Он ринулся к стоп- крану, но отдернул руку, увидев надпись: «За срыв стоп-крана без уважительной причины виновные привлекаются к уголовной ответственности."
– Машинист! – бросился по вагонам Сергей, он открывал двери и хлопал ими на бегу, пугая запоздалых пассажиров. – Машинист!
– Чего кричишь, как резаный? – выглянул усатый дядька.
– Друг остался на перроне! Спасать надо, – Сергей прислонился к косяку двери, переводя дыхание – Давай вернемся.
– Ты что, парень, мы проехали уже километров пять. Что ж теперь – задом пятиться? Никто не разрешит.
– Говорю, человек остался на перроне.
– Не помрет. Завтра утром в шесть часов будет электричка идти, на ней и доберется.
– А сегодня?
– Сегодня мы последние.
– Что за остановка хоть была?
– «Охотничья». Здесь иногда охотники сходят. А так только перрон и есть, больше ничего нет.
– Он же легко одет!
Машинист посмотрел на Сергея:
– Как ты?
– Да, почти.
– Тогда худо будет. Померзнет парень. Ты на Белково сойди, может, лихача найдешь какого.
Сергей спросил сердито:
– Чего остановки не объявляете?
– Эх, парень, микрофон поломан, – добродушно ответил машинист. – Сервис на уровне.
Сергей поплелся в свой вагон. Когда он зашел в него, увидел сидевшую девушку, она вопросительно смотрела на него. Присел рядом.
– Любовь… – протянул Сергей, посмотрел на девушку и уже тверже:
– Любви, говорю, нет с первого взгляда. Вот наглядное доказательство.
– Почему нет?
– Потому что если б была, ты бы тоже осталась на перроне страдать, так сказать, вместе.
– Я испугалась!
– Значит, нет любви. Любовь преодолевает любой страх.
Она отвернулась, и по шмыгающему носу Сергей определил бесполезность дальнейшей дискуссии, и все же не удержался:
– А он, возможно, замерзнет там насовсем.
В Белкове они вместе стали оббегать свободные такси, но ни один таксист не хотел ехать так далеко.
– Дороги туда замело, – говорили одни. Другие щурились, подозрительно смотрели на Сергея и спрашивали:
– Инженер? Молодой специалист? Не поеду, ты ведь сбежишь и не расплатишься. Знаем вашего брата.
Сергея эти вторые особенно оскорбляли в присутствии девушки, он гоношился, наклонялся к окну водителя и пытался объяснить:
– Мы – физики, вы что?! Друг замерзнет.
-Да чего ему мерзнуть, только минус двадцать. А ты сбежишь.
– В залог оставлю что угодно.
Его осматривали с ног до головы и, не найдя ничего ценного, стояли на своем:
– Сбежишь.
Не добившись ничего у таксистов, Сергей, злой на весь белый свет, решил:
– Сейчас полпервого ночи. Если будет бегать, прыгать, танцевать – не помрет до шести. А наука будет хорошая, выкинет эту романтику из головы.
Девушка ничего не ответила, она направилась к автобусной остановке.
Спал Сергей беспокойно, поставил будильник на шесть, не дожидаясь звонка, проснулся и сновал по комнате. Разогрел завтрак.
В семь часов дверь комнаты распахнулась и ввалился Николай. Он дрожал и обеими руками держался за свои уши. Не замечая Сергея, проковылял к отопительной батарее, прислонился к ней, норовя налечь сразу всем телом. Тихо постанывая, наконец произнес:
– Как жаль…
– Еще бы, такие королевские уши, —вставил Сергей, готовя блюдо у плиты.
– Как жаль, что я больше ее не встречу.
– Ты рехнулся, говорю тебе, времена Ромео и Джульетты, тю-тю, прошли. A вот уши за свою упёртость ты отморозил. Небось, натанцевался за ночь?
– Натанцевался.
– На, пей чай! Глядишь, отойдешь.
