Июнь подходил к концу, а вместе с ним и сессия. После одного из творческих вечеров, Ольга подозвала к себе приятелей:
– Помните наши нескончаемые споры? – спросила она, загадочно улыбаясь. – Кажется, я нашла ключ к решению проблемы!
– Да ну! – иронично произнес Пьер.
– Давай уж, не тяни, – сказал Боб, – доставай, что там у тебя?
Ольга вытащила из папки два листа бумаги.
– Вот, нарыла с трудом! – сказала она, – сколько времени просидела в библиотеке. Вошла, можно сказать в доверие, пока, наконец, разрешили посетить зал старинных книг. Чего там только нет! Манускрипты на разных языках, свитки и всё такое. И под присмотром! Шаг в сторону сделать нельзя.
– И что это? – спросил Пьер, любуясь подругой, от которой так и пёрло энтузиазмом.
– Успела тайком сфоткать, а потом дома на принтере распечатала.
Один листок был исписан непонятными каракулями, похожими то ли на египетские иероглифы, то ли на отдельные символы арабской вязи. Другой, был копией старинного рисунка, изображающего играющую на арфе женщину.
– Ничего не понял, – заявил Боб, – Правда, Петька?
– Пожалуй, да, – нахмурился Пьер, – требую объяснений.
– Так я и думала! Мне самой не сразу бросилось в глаза. Идёмте ко мне – я всё вам объясню. Тем более у нас сегодня полная свобода действий. Родителей вызвали в командировку, еды полно, а соседи на даче.
– Можно заодно и збацать что ни будь старенькое, – говорила она, торопясь к выходу, – так как в стену стучать сегодня некому!
Ольга была из тех девушек, у которых в жизни всё хорошо. Коренная москвичка из небедной семьи. У родителей большая квартира в центре. Очень талантливая, но при этом не избалованная, она увлекалась всем на свете, но больше всего музыкой. Никогда не зазнававшаяся перед сверстниками она всем без исключения была лучшей подругой. Одна из немногих сокурсников, у кого имелась своя собственная домашняя музыкальная студия с полным набором инструментов. В гости сходить к Ольге были готовы с удовольствием многие, поэтому Пьер и Боб были исключительно рады такому приглашению.
– Ну не томи, – сказал Боб, когда они, налопавшись салатов и бутербродов, развалились по креслам и диванам в роскошной гостиной.
– Вот! – Ольга показала на листок с каракулями. – В одной из старых книг, я обнаружила множество этих знаков, и как оказалось это вовсе не знаки и не иероглифы. Это крюки – нотные знаки древнерусского знаменного пения.
– Я помню, их ещё называли знамёна, – сказал Пьер, – нам показывали их как-то, но на картинке не они.
– Молодчина! – похвалила Ольга. – Я тоже вспомнила их, когда наткнулась на ту книгу. Но я просто пролистала её и отложила. А после, мне попалась на глаза совсем уж старая инкунабула, в которой ничего уже не разобрать. Но вот пара страниц оказалась читаема. Представьте, как я удивилась, увидев похожие на крюки знаки!
– Где же ты видела всё это добро? – спросил Боб, – в нашей библиотеке уж точно этого нет.
– В РГБ, – покраснела Ольга, – папа постарался. – Но я там давно записана, просто в хранилища не пускали…
– Да ладно тебе, мы же только рады за тебя. Не каждому такое счастье.
– Спасибо вам. Ну вот, вижу я знаки и картинка рядом. Охранник отвернулся, я и успела щёлкнуть телефоном. Хорошо, что на беззвучке и без вспышки.
– Что же тут необычного? – спросил Пьер.
– А то, что крюки или знамена – это русские знаки. А эта огромная инкунабула на латыни, – от волнения она едва удерживала нить своей мысли. – Сфоткала я машинально, а сообразила уже позже, что это невмы – так называемые ноты, которые использовались в Византии, Европе и в Армении. Очень похожи на наши крюки, но всё же отличаются.
