– Не трогай поручни, а то нахватаешь всякой заразы! – строго произнесла бабушка, отдергивая мои руки от поручней вагона.
Я послушно выполнил ее приказ. Бабушка старше – ей виднее. Мы сели на свободные места.
"Осторожно, двери закрываются", – зашипел знакомый голос перед тем, как поезд тронулся.
Двери с грохотом захлопнулись, и мы начали набирать скорость. Платформа скрылась из вида.
Опять в метро. Опять в туннеле.
– Бабуш, а почему Пашку каждый день забирают на машине из детского сада, а мы тащимся в подземелье?
– Что за вопросы? И, во-первых, мой сладенький, мы не тащимся, а передвигаемся общественным транспортом. У Пашки родители, видно, безработные – вот и забирают его каждый день на машине. А твои мама и папа пашут как лошади, поэтому им времени не хватает на то, чтобы забирать тебя на автомобиле из сада.
– Но на машине же лучше, удобнее, быстрее, – сказал я, пытаясь объяснить бабушке простые вещи.
– Машина для одиночек. Ты видел, чтобы родители Пашки гуляли по скверу или около сада? Да и Пашка сам редко гуляет. А все почему? Потому что на машине ездит в детский сад и из него тоже: нырк в свой передвижной панцирь и обратно в родительскую норку. Они с ним никуда и не выходят, света белого не видят. Не то что мы. Мы с тобой вон какие молодцы: гуляем, ездим на общественном транспорте, вокруг нас постоянно люди, ни от кого не прячемся. Мы молодцы, мы с народом.
Бабушка прижала меня к себе и поправила шапку, которая съехала набок.
Вот оно как! Значит, мы с народом… Ну хорошо, а Пашка – одиночка, стало быть. И родители его не с народом. Видимо, это нехорошо. Бабушка умная – бабушке виднее. Но все же на машине ездить здорово, в этом она меня не переубедит.
Хотя метро мне нравится, здесь интересно. Поезда шумят… Я люблю поезда. Заходишь в метро, и ветер тут же бьёт в лицо. Так приятно! Потом спускаешься на длинном эскалаторе в подземелье. Но только не в то, где живут тролли. Нет, в метро не бывает троллей. Я уж точно их не видел. Видимо, люди когда-то их победили, выгнали из туннелей и решили пустить по ним поезда. Мне кажется, во времена троллей в метро явно было грязнее и опаснее. Ненароком спустишься вниз и нарвешься на голодное чудище, и всё – тю-тю, остались одни косточки. А сейчас здесь хорошо, светло, народ повсюду – безопасно.
Я крепко держал в руках свой прозрачный портфель, в котором видны были краски, карандаши и альбом. Каждую среду мы с бабушкой ездим на занятия по рисованию. Мне нравится рисовать. Правда, у меня хорошо получается только карандашами и гуашью, а акварелью пока все расплывается. Но ничего, скоро, я уверен, овладею и этой водянистой проказницей. Она ещё не знает с кем связалась!
Через полгода уже в школу, я с нетерпением жду этого момента. Там будет здорово, я знаю. Там я всем и покажу, как хорошо умею рисовать.
Единственное, что мне не нравилось в метро зимой, – жара. Особенно, если сравнивать с улицей, где уже несколько дней щеки и нос замерзали за несколько секунд. Из-за холода приходилось тепло одеваться, а уж моя бабушка знала толк в укутывании. Я сидел в застегнутой куртке, замотанный шерстяным шарфом, и в шапке, которая постоянно слезала набок.
Напротив нас в вагоне сидел дедушка и внимательно оглядывал всех пассажиров. Он добродушно улыбался каждому человеку, встретившись с ним взглядом. Я заметил его ещё на прошлой станции. Сейчас решил разглядеть получше: старая куртка с заметными потертостями от времени была наполовину расстёгнута, из-под нее выглядывал бордовый клетчатый шарф. Ботинки были поцарапанные, но чистые. Несмотря на пожилой возраст, у него была аккуратно подстрижена борода и опрятно причесаны волосы. В целом, если не обращать внимание на определенные мелочи, старик выглядел ухоженным и опрятным.
Мы встретились взглядами. Он улыбнулся – я смутился и опустил глаза, сделав вид, что разглядываю свой портфель. Через некоторое время я снова поднял глаза: дедушка все также улыбался, глядя на меня. Родители всегда говорили, что нужно избегать незнакомых людей, особенно тех, кто пристально смотрит на тебя. А вдруг это тролль, который маскируется под человека и хочет пообедать моими ручками и ножками? Может, он снял одежду с другого ухоженного старичка, а сам съел его? А если он своей улыбкой заманивает маленьких детей, потом уводит их в свои тайные подземные ходы, где ещё прячутся выжившие тролли… Ух, аж не по себе стало. Мурашки побежали.
Поезд резко остановился, я встрепенулся. Двери вагона отворились, и зашли другие пассажиры.
– Радость моя, а ты уже придумал, что будешь рисовать папе на 23 февраля? – спросила бабушка, снова поправляя мою шапку, которая в очередной раз сползла набок.
Я отвлекся от своих мыслей о троллях. Точно! Мария Николаевна, наша учительница по рисованию, на прошлом занятии предупредила, что сегодня мы будем делать открытки ко Дню защитника Отечества.
– Я пока думаю, – ответил я, косо поглядывая на нашего попутчика, сидевшего напротив.
Старик внимательно наблюдал за мной, и улыбка не сходила с его лица. Может, я его смешу своим видом? Может, он не может скрыть своей улыбки из-за моей непослушной шапки? Я невольно сам поправил головной убор и снова уткнулся в свой портфель.
– Что ж ты так? Уже давно пора придумать, скоро праздник. Вы же сегодня будете делать открытки, верно?
– Да, сегодня.
На самом деле я уже все придумал и продумал до самых мелочей! Причем, не только к 23 февраля, но и к последующим праздникам. Папу я хотел изобразить рыцарем верхом на коне. А у каждого рыцаря должна быть принцесса. У папы есть своя красивая принцесса – моя мама. Поэтому маме к 8 Марта образ тоже уже был придуман. Ну и бабушку, конечно, я не оставил без внимания – её я видел королевой, мамой принцессы. Идея была, осталось только ее воплотить. Просто почему-то сейчас я не хотел рассказывать даже о папе в образе рыцаря. Меня смущал пожилой мужчина, сидевший напротив, и я никак не мог справиться с этим странным чувством.
Он меня вовсе не пугал. Напротив, скорее притягивал к себе своим дружелюбным видом. И я уже даже решил, что, скорее всего, он не тролль. Но что-то было в его приветливом взгляде такое, от чего я невольно смущался.
Вагон продолжал лететь по туннелю, громко стуча колесами. Через пару станций дедушка поднялся и направился в нашу сторону. Я невольно прижался к бабушке, поднимая глаза на возвышающуюся надо мной фигуру. Старик недолго так постоял, затем осторожно, неспеша сел рядом, на свободное сидение.
– Любишь рисовать? – улыбаясь, спросил он.
Голос у него был хриплый, но мягкий. Я сразу проникся к нему доверием и, несмотря на все наставления родителей не разговаривать с незнакомцами, ответил:
