Усадив Крофорда за небольшой столик, стоявший в нескольких шагах от полоски прибоя, Уилл Грэм предложил ему стакан чая со льдом. Джек Крофорд оглянулся на старый, но очень симпатичный дом – его крепкие просоленные доски сверкали в ярком свете дня.
– Надо было поговорить с тобой еще в Марафоне, сразу как закончилась твоя смена на верфи, – начал Крофорд. – Здесь ты вряд ли захочешь об этом говорить.
– Джек, я вообще не хочу об этом говорить, – ответил Грэм. – Но раз уж приехал – выкладывай. Только без фотографий. Скоро придут Молли и Вилли. Я не хочу, чтобы они все это видели.
– Что ты об этом знаешь? – спросил Крофорд.
– Не много. Лишь то, что напечатано в «Майами геральд» и «Таймс»: месяц назад в Бирмингеме была убита семья, позавчера в Атланте – вторая. В обоих случаях почерк схожий.
– Не схожий, а одинаковый, – поправил Крофорд.
– Ложных признаний много? – осведомился Грэм.
– Сегодня после обеда звонил нашим, было восемьдесят шесть. Психи. Ни один не знает, что тот бьет зеркала и использует осколки.
– Чего еще не знают газетчики? – спросил Грэм.
– Убийца – блондин, правша, физически сильный. Сорок пятый размер обуви. Умеет завязывать беседочный узел. Работает в резиновых перчатках.
– Ну, об этом ты говорил в интервью.
– Замки открывать, видимо, не умеет, – продолжал Крофорд. – Последний раз, чтобы попасть в дом, вырезал стекло алмазом. Чуть не забыл, у него первая группа крови, резус положительный.
– Его что, кто-нибудь зацепил?
– Насколько нам известно, нет. Определили по сперме и слюне. Он относится к тем, у кого в секреторных выделениях содержатся антигены группы крови.
Крофорд посмотрел вдаль, на спокойную воду океана.
– Уилл, я хочу тебя спросить, – осторожно начал он. – Ты ведь видел газеты. А после второго убийства была куча телерепортажей. Неужели тебе ни разу не захотелось мне позвонить?
– Нет.
– Почему? – поинтересовался Джек.
– Бирмингемский случай описывали очень скупо. Убийство как убийство. Может, месть, а может, с родственником что-нибудь не поделили, – объяснил Грэм.
– Но после Атланты ты, конечно, понял, кто тут замешан, – возразил Крофорд.
– Да. Психопат, – согласился Грэм. – А не позвонил потому, что не хотел. Что я, не знаю, кто у вас там работает? Да таких криминалистов еще поискать надо. Тебе, поди, помогают и Гаймлих из Гарвардского университета, и Блум из Чикагского…
– В то время как некоторые продолжают чинить долбаные лодочные моторы.
– Вряд ли я на что-нибудь сгожусь, Джек. Я обо всем этом уже и думать забыл.
– Да ну? А двое последних, которых мы посадили? Ведь брал их ты.
– Да ладно тебе. Ничего особенного я не делал.
– Ничего особенного? Да ты же думаешь по-другому, не как все!
– Правильно, теперь ты будешь этот бред повторять…
– Постой, постой. Ты же выходил на них внезапно, ни с того ни с сего. Как? До сих пор никто не знает.
– Улики анализировал, вот как, – проворчал Грэм.
– Какие улики? Улики потом появились, после ареста. Ты вспомни, мы даже мотив установить не могли!
– Джек, у тебя неплохая команда. От меня особого прока не будет. Я нарочно забрался сюда, чтобы уйти от всего.
– То, что тебя ранили, я не забыл. Но сейчас ты вроде выглядишь нормально.
– А я и чувствую себя нормально. Дело не в том, что меня порезали. Тебя тоже резали.
– Резали, но не так сильно.
– Дело не в этом. Просто я решил поставить точку. Не могу объяснить почему.
– Не можешь больше на все это смотреть? Прекрасно понимаю, ей-богу.
– Нет, не смотреть. Смотреть просто приходится. Приятного, конечно, мало, но работать с трупами можно научиться, привыкнуть, что ли… А вот допросы, больницы… Когда все это стоит перед глазами, а нужно думать, думать, думать… Нет, не потяну. Смотреть еще бы смог, а постоянно об этом думать – уволь…
– Эти уже мертвые, Уилл, – произнес Крофорд, стараясь, чтобы голос звучал как можно теплее.
Слушая Грэма, Крофорд узнавал в речевом ритме и построении фраз свою собственную манеру говорить. Он замечал это за Грэмом и раньше, в беседах с другими. В напряженные моменты Грэм вдруг начинал как бы копировать собеседника. Поначалу Крофорду казалось, что Уилл делает это намеренно, рассчитывая разговорить собеседника, но потом он понял, что тот сам ничего не может поделать: это происходит помимо его воли.
Крофорд двумя пальцами вытащил из внутреннего кармана пиджака две фотографии и бросил их на стол изображением вверх.
– Уже мертвые, – повторил он.
Грэм на секунду задержал взгляд на его лице. Потом потянулся за фотографиями.
Перед ним были два любительских снимка. На одном – пруд. По склону берега поднимается женщина. В руках у нее – корзина для пикника. За ней идут трое детей и утка. На другом – семья вокруг праздничного торта.
Не прошло и полминуты, как Грэм положил снимки на стол. Пальцем он подвинул верхний так, что тот аккуратно совместился с нижним. Он отвернулся и посмотрел вдаль. У самой воды он увидел мальчика: сидя на корточках, тот что-то искал в песке. Рядом, по щиколотки в воде, стояла подбоченясь женщина и наблюдала за ним. Вот она повернулась к воде спиной, наклонилась и откинула влажные волосы с плеч.
Грэм некоторое время наблюдал за ними, словно забыв о Крофорде.
Крофорд понял, что приехал не зря. Он правильно выбрал место для разговора, теперь важно не показать радости.
«Похоже, поддается, – подумал он. – Теперь пусть дозревает».
Подошли три на редкость страшные дворняги и улеглись у стола.
– Это что такое? – спросил Крофорд.
– По-моему, это собаки, – ответил Грэм. – Сюда со всей округи приходят щенков топить. Тех, что посимпатичнее, мне удается пристроить. Те, что остаются, вырастают вот в таких.
– Довольно упитанные.
– Молли подкармливает. Она жалеет бродячих собак.
– Вы неплохо здесь устроились, – произнес Крофорд. – Сколько мальчику лет?
– Одиннадцать, – сказал Грэм.
– Славный парень. Вырастет – будет выше тебя.
Грэм кивнул.
– Отец у него был высокий… А жить здесь здорово, ты прав. Я хотел перевезти сюда Филлис, выйти на пенсию, обосноваться тут как следует. Надоело жить как перекати-поле. Она скучает – ничего удивительного. Все ее друзья остались в Арлингтоне.