Я не люблю своих родителей. «Как такое может быть?» – спросите вы. Может. На все свои причины и вот вам мои. Конечно, я расскажу вам все подробно, но прежде позвольте добавить, что по причине этой самой нелюбви я редко называла родителей «мама» и «папа», каждый раз радовалась и хвалила себя за находчивость, когда этих слов мне удавалось избежать, поэтому обозначим условно моих родителей аморфными словами «он» и «она». Итак.
Он. Пятидесятые годы двадцатого века. Глухая деревня в Западной Украине. Ликование Великой Победы уступило место ежедневной работе и все мысли крестьянские занимает проблема прокормить семью. Образование для сельчан не в почете и единственной целью становится вырастить шестерых детей. Крестьянский труд сил не оставляет и методом воспитания является порка за любые провинности, часто за пару-тройку яблок из соседского сада. В качестве отступления скажу любителям Советского Союза, что кроме вожделенной дешевой колбасы, что давно является символом ностальгии, в этой стране было немало проблем, которые забываются при упоминании сытой жизни, хотя, как видите, не для всех и не везде она была таковой. Единственной перспективой для деревенского паренька была возможность выучиться на тракториста, да и жизнь ему светила без радостных перспектив – работа в поле до беспамятства и законный брак с какой-нибудь Глашей и её вечной спутницей – сковородкой, которая, по мнению русских, есть лекарство от всех болезней. Незадолго до восемнадцатилетняя его Глаша была найдена и наречена невестой, что не оставляло ни малейшего выбора и жизнь его могла сложиться вполне традиционно, но что-то внутри подсказывало бежать от перспективы вести существование быка на веревочке под руководством безграмотной пастушки.
Побег удался и он остался на службе в армии, к счастью его, на полном гособеспечении. Вторым же счастьем была возможность уехать из родного села подальше, после чего он стал называться неблагодарным сыном, но ему уже было все равно. В Молдавии, где ему довелось служить, началась самостоятельная взрослая жизнь без контроля матери и розог отца. Справедливо вспомнить выражение об осинках и апельсинках – он стал пить. Нет, не то, чтобы уходить в запой, он молод и здоров, но сослуживцы начали сторониться его, кто-то недолюбливал, другие побаивались.
Начало семидесятых – золотое время. Он живет на собственную зарплату, образования нет, да оно и не нужно, в армии в нем нет проку. Он – толковый самоучка. Продовольственный рай давал ему все, даже те продукты, о существовании которых он и не догадывался. В общем, из голодного, побитого и тощего щенка он превратился в крепкого крупного пса, беспородного, но сносно- милого.
Она. Те же пятидесятые. Центральная Россия. Мама – маленькая хрупкая учительница русского языка, потомственная интеллигенция. Папа – доцент, кандидат экономических наук, преподаватель нескольких институтов. Старшие брат и сестра уже взрослые, они почти не видятся, а она – мамина игрушка, рожденная в тридцать восемь и папина гордость, избалованная заморскими сувенирами и сладостями. Переезд в солнечную Молдавию к новому месту работы папы. Большой дом и сад, куда подружки приходили играть. Чудесное мамино варенье и незабываемые вечера в большой домашней библиотеке. Она – одна из первых в Советском Союзе стала счастливой обладательницей джинсов, платья появлялись будто сами собой из под руки личной портнихи. Ей можно все, запретов нет и учеба, кажется, не для нее. После школы бабушка-актриса тайком готовила внучку в театральный ВУЗ. Показать было что. Она, зеленоглазая с мраморно-белой кожей и смоляными волосами, хотела покорить Москву, но планы были раскрыты и папина мягкость перешла в непоколебимую строгость. Его твердое «нет» прозвучало хуже смертельного приговора. Два года в швейном училище и работа на фабрике. Она все еще живет дома, но, наконец в её руках деньги и она сама себе хозяйка.
Не стану долго описывать их знакомство, романтики в этом мало, если не сказать, что её не было вовсе, скорее страсть и инстинкты. Стоит упомянуть, что к моменту встречи каждый из них, обладая некоторой свободой, мог вполне сойти за взрослого человека. Наверно им казалось, что свободы у них стало больше и они забыли обо всем, включая свои обязательства, проводили время в кино, парке, гуляли, в общем нетрудно нарисовать картину с двумя великовозрастными неумехами, оторвавшимися от реальности.
Конечно, дома её ждал жёсткий разговор о свадьбе, потому что внебрачный ребенок – верх её капризов и это совершенно неприемлемо для её отца, рисковавшего всем. От вида будущего зятя родителей завело в транс, который не обрушился как снег на голову, но открывал все новые подробности. Зять без образования и хуже, без малейшего желания его получить, был шоком для её родителей с тремя дипломами на двоих. Его бегство из дома и обстоятельства жизни в семье достойны романов Диккенса и самое удивительное – будущий, точнее, вынуждено-будущий зять не имел ничего ровным счетом, начиная от носок и белья и заканчивая верхней одеждой – все это числилось за ним в единственном экземпляре.
Самые шокирующие события развивались после свадьбы, когда молодые, занимая самую большую комнату в родительском доме, скандалили до утра, оскорбляя друг друга и обвиняя во всём. Родители приняли решение забрать к себе новорожденную внучку, потому как ни разговоры, ни увещевания, ни попытки пристыдить зятя или напомнить дочери о её происхождении не имели никаких результатов. Девочка быстро лишилась грудного молока и её производители стали вести прежнюю беззаботную жизнь. Они оставались ночевать у знакомых или в чьём-то доме, где шёл ремонт, они не спешили домой и тратили деньги на свое усмотрение. Лишь изредка, красиво одетые, они решались на совместную прогулку с маленькой дочерью, составляя для окружающих идиллическую картинку заботливых молодых родителей. Бабушка с дедушкой молились и надеялись, что первое время все ещё идёт процесс узнавания и принятия супругами друг друга и, надеясь на благополучный исход этого затянувшегося процесса, оставляли их одних, уезжая на лето к друзьям с маленькой внучкой. Что-то было не так и процесс этот развивался совсем в другом направлении. Разбитые чайные сервизы, поломанная мебель и неестественно толстый слой театрального грима на лице молодой хозяйки свидетельствовали обо всем весьма недвусмысленно. Молодой хозяин целый день молча работал в саду и это признание собственной вины уже входило в привычку: к вечеру его супруга нехитрый ужин и не напоминала мужу ни о чём. Они старались не ссориться при стариках, но сдержать себя удавалось редко. Следующий день проходил в заботах о доме. Пёс-самоучка молча и с усердием приводил в порядок дом после погрома.
