Правда то или вымысел – доподлинно неизвестно, но рассказывают, будто в те времена, когда боги и демоны ходили ещё между смертными, а чудеса за таковые никто не считал, жил-был на свете некий градоначальник Мянь.
Была у него жена – не сказать, чтобы красавица, но благосклонностью супруга пользующаяся. Если и было о чём сокрушаться, так это об её сварливости: и положением старшей жены, и лицом, ещё не увядшим, несмотря на возраст, госпожа Мянь кичилась. Младшим жёнам и наложницам градоначальника от неё житья не было: тем попрекнёт, этим укорит, да ещё и в амбаре запрёт – в назидание прочим.
И чем старше становилась госпожа Мянь, тем больше портился её характер, тем сильнее она завидовала молодости других женщин и тем изощрённее измывалась над соперницами.
«Что бы этакое мне придумать? – размышляла она, разглядывая себя в зеркало и подсчитывая морщины. – Красота моя увядает, супруг всё чаще заглядывается на новых служанок. Скверно будет, если в дом войдёт молодая наложница, а вдруг она ему ещё и сына родит? Поздний урожай слаще раннего».
И госпожа же Мянь распорядилась, чтобы все служанки в доме закрывали лица. Для этого были куплены непритязательные деревянные маски. Снимать их служанкам запрещалось, и бедные девушки вынуждены были носить их круглыми сутками.
Скоро маски примелькались, и градоначальник Мянь уже не обращал внимания на новых служанок.
Но госпожа Мянь тем не удовлетворилась и на правах старшей жены велела другим жёнам тоже закрывать лица. Для этого были куплены фарфоровые маски.
Скоро и эти маски примелькались, и градоначальник Мянь уже не заходил к другим жёнам.
Та же участь постигла и наложниц.
– А что это у тебя, госпожа Мянь, женщины в масках ходят? – удивились подружки госпожи Мянь, все почтенные матроны и страшные мегеры.
Госпожа Мянь поделилась соображениями, и её подружки тут же переняли этот обычай и обрядили в маски младших жён, наложниц и служанок, а некоторые – даже собственных дочерей и падчериц, молодости которых люто завидовали.
Торговец масками подивился стремительно возросшему спросу на свой товар: прежде-то маски покупали только к празднику. Ему даже пришлось нанять подмастерьев, чтобы те, сменяя друг друга, изготовляли всё новые и новые маски. Впрочем, торговец не жаловался, ведь наполнялись деньгами его сундуки.
Скоро почти все женщины города ходили с закрытыми лицами. Даже беднячки покупали или мастерили себе плохонькие деревянные маски.
– Слушай, муженёк, – сказала жена торговца, – мы бы первыми богачами в городе стали, если бы каждый житель города купил по маске.
– Гм, – отозвался муж, который и сам размышлял о том же, – непростая задачка. Мужчины лиц не прикрывают, если только они не наёмные убийцы.
Профессионалы в этом деле, к слову, к нему в лавку тоже заглядывали и всегда покупали себе маски демонов – для устрашения будущих жертв. Если бы торговец масками сообщил об этом в магистрат, их бы всех давно поймали и казнили. Но разве стал бы он лишаться стабильного дохода? Наёмные убийцы маски часто меняли – чтобы не примелькались.
– Уж придумай что-нибудь, – хмыкнула жена торговца масками, – я хочу по городу в повозке разъезжать, непременно с парчовыми занавесками!
Голова у торговца масками работала хорошо, торгашу никак без смекалки. И дня не прошло, как он придумал беспроигрышный план быстрого и долгосрочного обогащения.
Утром, когда настало время открывать лавку, он встал за прилавок… в маске, так уродливо расписанной, что при взгляде на неё хотелось сплюнуть.
– Эй, Лао Ю, – удивился зашедший поприветствовать приятеля по торговому делу трактирщик, – что это ты в маске? Не иначе как госпожа Ю тебя приложила, стыдно на людях с синяком под глазом показаться? – и он расхохотался, потому что все в городе знали: жена торговца масками его иногда поколачивает.
– Нипочём не угадаешь, – сказал торговец масками, проглотив обиду. – Это от сглаза.
– Что-что? – переспросил трактирщик. – Какого такого сглаза?
Торговец масками будто бы неохотно, цедя слова, рассказал, что какой-то странствующий не то монах, не то заклинатель поведал ему один секрет – как расписывать маски, чтобы те защищали хозяина от дурного глаза, а заодно и приумножали добродетели и то, что полагается в кошель складывать. Будто бы все «знающие люди» в столице носят такие, потому живут там сплошь богачи. Ложь от первого слова до последнего, но в столице из жителей города никто не бывал, потому и оспорить сказанное не мог.
Услышав о таких чудесах, трактирщик разволновался и стал упрашивать, чтобы и ему продали расписанную волшебным узором маску. Торговец поломался для вида, но всё-таки вытащил из-под полы ещё одну размалёванную невесть чем маску и заломил за неё такую цену, что и представить себе страшно, не то что раскошелиться. Но трактирщик торговаться не стал, выложил на прилавок требуемую сумму серебром и поскорее нацепил на себя маску – чтобы приобщиться к «знающим людям».
И недели не прошло, как все жители города от мала до велика уже носили расписные маски. И семья торговца действительно несказанно разбогатела: первым человеком в городе стал!
Шло время, менялись люди, менялся город. О причинах, по которым маски начали носить сначала женщины, а потом и все остальные, давно позабыли, но ношение ритуальной маски стало обязательным: её надевали на младенца, а снимали уже с покойника.
Не носили масок лишь бродяги да проезжие, которые стали называть город с утраченным ныне именем Городом масок, или Мяньчжао.
1
Два богомола беседуют[1]
Градоначальник Чэнь без видимого неудовольствия ждал, пока управляющий Ли колдует над терпким, ароматным чаем. При заваривании чая, как и в принятии важных решений, спешка губительна: температура воды, сорт чайных листьев и даже качество фарфора у чашек – важна каждая деталь, чтобы напиток вышел должного качества. Наконец чай был разлит, градоначальник Чэнь приподнял маску, отпил из своей чашки и одобрил:
– Хороший чай. Садись, Лао Ли, потолкуем.
Управляющий Ли, кряхтя, уселся за стол и воздал должное чаю. Градоначальник Чэнь отрешённо постукивал ногтем по маске, закрывающей лицо, и поскольку это давно вошло у него в привычку, то на маске осталась выщерблина.
– Стар я уже, пора на покой, – сказал он тоном ворчливого старика. – Из Чанъаня[2] обещали назначить нового градоначальника.
Управляющий Ли покивал, соглашаясь. Хозяин его был уже в преклонном возрасте, а должность градоначальника – дело хлопотное, пора и честь знать.
– Вот уйду в отставку, – мечтательно сказал градоначальник Чэнь, – займусь огородом… Но прежде, – добавил он уже серьёзно, – нужно решить, кого назначить наследником семьи Чэнь. Я долго это откладывал, но время пришло, как считаешь, Лао Ли?
