От автора. Предупреждение
Дорогие читатели, если первая книга вам понравилась – вовсе не значит, что вам понравится вторая.
В «Зеленой флейте» – всего лишь полет фантазии, попытки стилизации, сказки, которые взрослые могут рассказывать на ночь другим взрослым. Ничего реального, просто тексты.
Некоторые из них мне просто когда-то приснились.
А потом я просыпался. Выходил на улицу, чтобы поехать на ролевую игру – и был свидетелем разных историй, поступал в университет и менял круг общения – и снова участвовал в качестве наблюдателя или действующего лица в не вполне приятных и законных сценариях, поступал на службу в органы внутренних дел и увольнялся – и опять же без историй не обошлось.
Реальная жизнь, жизнь после пробуждения. Холодный душ, горячий кофе, вид из окна.
В текстах, которые начинаются на следующей странице, будет много чернухи. Много девяностых, с их нелепым и смешным желанием вырваться за пределы заданных тебе от рождения сценариев, много насилия, мата и алкоголя. Немного двухтысячных, с их кардинальным переломом вокруг и внутри. И совсем немного десятых, как финал того бурного времени, которое и называется юностью.
Я ни в коем случае не оправдываю такой образ жизни. И к девяностым у меня отношение давно не романтичное.
Но время было такое, поэтому нарисуем его портрет для истории. Крупными мазками. Темными красками. Перемешав детство, отрочество, юность и взрослую жизнь.
Если боитесь – не переворачивайте страницу.
Я предупредил.
Гудини (киносценарий короткометражного фильма)
Конец девяностых, рынок в столице одной из депрессивных поволжских республик.
Общий план: суетная толпа народу, сидит барыга на раскладном стульчике, держа в руках картонку с надписью «Монеты, часы, изделия».
Средний план: продавщица спортивных костюмов уговаривает мамашу, которая привела на рынок своего сыночку, купить именно этот настоящий абибас. «Вы не смотрите, что штанишки коротковаты, это надо на кроссовочки носить, пойдемте померяем, вон туда на картоночку встаньте, я подержу шторку пока».
Крупный план: смуглые бабы в цветастых юбках, прицыкивая золотым зубом, периодически прихватывают за руку понаехавших селян, одуревших от жары и многообразия. Мужичок в розовой рубашке навыпуск, отглаженных брючках и остроносых ботинках, вертя рыбьими глазами, впадает в транс, пока цыганка поглаживает его по руке и что-то нашептывает на ухо, поросшее редкими рыжими волосами
Смена кадра: за ларьком сидят три подростка.
– Слышь, а почему у тебя погоняло Гудини?
– А я от ментов съебываюсь всегда
Плевок шелухи от семечек на асфальт, глоток пива из стеклянной бутылки
Шум на аллее нарастает: мужичок в розовой рубашке очнулся, пытается ухватить цыганку за платок, та ловко уворачивается.
– Отдай деньги, сука! – нелепо окая, мужичок размахивает руками. На помощь к товарке подплывают несколько баржеобразных соплеменниц, поднимая шумовой фон до максимума.
Смена кадра: окурок падает на газон
– Слышь, айда цыганкам пиздов навалим?
– А айда
Трио в спортивных костюмах вихрем врубается в толпу. Мелькают кулаки, в кадре сверкает печатка из поддельного золота. В замедленной съемке кулак врезается в лицо цыганки, та падает на асфальт, нелепо раскинув во все стороны свои многослойные юбки.
– Вы что творите, вас сейчас наши мужики убьют – голосит старая цыганка. Крупным планом – рот, смесь гнилых и золотых зубов.
– Где ваши мужики? – напряжение в кадре растет. На руку надевается самодельный кастет, отлитый в гаражах.
– Вон наши мужики – точный удар в зубы заставляет старую цыганку издать звук ПХА, и на асфальте уже два тела.
Аллея пустеет, только возле поворота стоит ржавая четверка, из которой недобро глядит какой-то усатый смуглый мужчина.
– ТАК МЫ! СЕЙЧАС! И ИМ ПИЗДЮЛЕЙ ОТВЕСИМ!
Короткая пробежка до машины, удар в лобовое стекло, брызги осколков.
Хекая, парни в спортивных костюмах пинают усатого смуглого мужчину, которого вытащили из-за руля.
Что-то выпадает из карманов его джинсовой куртки с белым мехом.
– Бля, это вообще азербот, – Гудини поднимает с асфальта азербайджанский паспорт
Вдалеке слышатся сирены.
Азербайджанец тихо постанывает, лежа на асфальте в позе эмбриона. Вокруг – лужа крови и немножечко мочи.
– Ну чо, Гудини, покажи, как съебывать
Финальный кадр: на фоне темнеющего неба черная фигура подтягивается на двухметровом заборе из сетки-рабицы, перепрыгивает и бежит вдоль помоек и кирпичных гаражей.
Играет музыка No Smoking Orchestra.
Идут финальные титры.
В конце восьмидесятых и начале девяностых система бесплатного внешкольного образования еще не совсем накрылась большой волосатой хризантемой, поэтому еще функционировали такие смешные организации, как дворцы пионеров (пионерию упразднили в девяносто первом, а организация стала называться дворцом творчества юных).
И угораздило же меня классе в шестом записаться в фотокружок.
Родители застонали, но приобрели и торжественно выдали мне все атрибуты начинающего фотографа – пленочный фотоаппарат «Смена», фотоувеличитель, три ванночки (куветы), красный фонарь и фоторезак.
Первые говнофотки были, наверное, как и у всех – друзья в обнимку (мутно и не в фокусе), деревья, какающая собачка и окно, из которого кто-то выглядывает.
А потом кто-то из других посещающих наш фотокружок принес на занятие порнографические игральные карты. Тридцать два куска картона с пороком и развратом (на каждой карте была голая женщина, иногда – голая женщина с голым мужчиной, реже – две голых женщины в обнимку).
Тут же в голове родился хитрый план.
Дома я по-прежнему печатал невинные фотографии котиков, собачек и пейзажей провинциального города. А вот на производственных мощностях фотокружка заработала целая порностудия. Карты фотографировались, кадрирование убирало масти и достоинства, потом снимок увеличивался и печатался.
Мы начали с тиража в 10 экземпляров каждой карты.
Но спрос в школах был настолько велик, что пришлось увеличить тиражи до сотни.
Руководитель кружка только цокал языком, когда у нас заканчивалась фотобумага. Фоторезаки менялись каждый месяц – тупились лезвия.
Роли в группе были четко распределены – один фотографировал (используя для этого вундервафлю кружка фотографов), двое печатали (проявитель – вода – фиксаж), еще двое нарезали, а остальные распространяли фото по школам (по пять рублей за снимок, булочка в буфете тогда стоила рубль семьдесят).
Ассортимент потихоньку расширялся – мы фотографировали календарики с Брюсом Ли и Чаком Норрисом, увеличивали их на А3 и начали продавать постеры, свернутые в рулон.
Как обычно и бывает, судьба пресекла наши попытки скопить миллионы внезапно.
