Говорят, понедельник – день тяжёлый. Не знаю, не знаю… Может быть. Но сегодня утро выдалось солнечным. Небо ясное – ясное! Майский воздух, освежённый коротким ночным дождём, удивительно душист от расцветающей сирени…
Я живу неподалёку от райотдела милиции в новом девятиэтажном доме. Там сейчас духота. А здесь, на улице…
И до чего же хорошо на душе, когда вот такое чудесное утро! Можно не спеша пройтись по бульвару, затенённому большими старыми липами, посидеть в укромном уголке на скамейке и помечтать о чём-нибудь заветном, пусть, может, и несбыточном…
Передо мной, дробно стуча по асфальту каблучками белых туфелек, идёт светловолосая стройная женщина. Идёт быстро, даже торопливо, головы не повернет. Наверное, опаздывает на работу. Быть может, вечером она не станет так спешить.
А вечер, конечно, тоже по-своему хорош. Особенно когда падёт тишина, и город расцветится сияньем радужных огней. Но воздух и зелень будут уже не те: цветочный аромат заглушат прогорклые запахи отработанных за день солярки и бензина, а сажа и пыль затуманят наряд затихающих улиц.
Нет, утро есть утро! И думается лучше. Недаром говорится, что утро вечера мудренее. Вот и ко мне сейчас приходит мысль о том, что не настолько уж я закостенел на своей следственной работе, как полагает моя соседка по квартире Леночка, если вдруг вспоминаю её гибкую фигуру, мягкий овал лица и большие зелёные глаза.
Сворачиваю с подсохшей дорожки бульвара к зарослям сирени и опускаюсь на сверкающую жёлтым глянцем, недавно выкрашенную скамейку. Лёгкий ветерок чуть колышет верхушки деревьев и кустарника, над головой громко чирикают воробьи…
Лена – учительница, ведёт в школе уроки русского языка и литературы. Я люблю слушать её. Голос у неё мягкий, приятный. К тому же она очень красива. Вместе со своей приветливой мамашей Екатериной Ивановной, весьма пожилой, располневшей седовласой женщиной, она занимает две смежные комнаты. Я – третью. Так уж получилось, что однокомнатных квартир райотделу не выделили, и меня просто-напросто «подселили». И ничего хорошего из этого, по-моему, не выйдет. Елена, судя по всему, не прочь завести со мной роман. А у меня он уже был, да лишь оставил в сердце боль. И я теперь уже не так наивен, чтобы таять от улыбок хорошеньких девушек, поэтому в обращении с Еленой, наверное, и впрямь суховат. Только что же вдруг сегодня её образ словно застыл перед глазами?..
Поднимаюсь со скамейки, направляюсь к выходу из сквера. Блондинка уже исчезла из виду. А я всё иду и иду не спеша. Время в запасе есть. Да и служба моя такая, что особой торопливости не терпит, требует внутреннего спокойствия и уверенности. А сегодня утро такое замечательное! Может, и день весь будет таким же?
Я покидаю бульвар, пересекаю по белым полоскам перехода залитую солнцем площадь и вскоре оказываюсь в вестибюле райотдела. На моих часах без четверти девять. Заглядываю в комнату дежурного, а там кроме его помощника – молодого широкоплечего сержанта Кандаурова – никого больше нет, хотя обычно в это время здесь всегда бывает немало ребят из уголовного розыска. Значит, ничего существенного за воскресенье не произошло.
Подхожу к столу сержанта, громко здороваюсь и спрашиваю:
– Как дела? Где дежурный?
Он поднимает на меня припухшие от бессонной ночи глаза, устало говорит:
– Здравия желаю, товарищ капитан. Пока всё в норме. Если до девяти не поступит заявлений, то вам сегодня лафа… А дежурный к руководству ушёл, докладывать.
– Твоими бы устами – да мёд пить! – говорю ему, улыбаясь.
Его широкое простодушное лицо тоже озаряется улыбкой. И в этот момент на пульте вспыхивает жёлтый огонек «02», а в соседней комнате телетайп начинает выводить трескучую дробь.
Кандауров хватает телефонную трубку.
– Милиция! Что? А кто говорит?..
Подхожу к телетайпу. На ползущей бесконечной бумажной ленте одна за другой появляются тревожные строчки, переданные из других райотделов и областного управления внутренних дел…
«Начальнику районного отдела. 20 мая с. г. в 16 часов из дома № 3 по улице Крестьянской г. Бровки ушла и до сего дня не вернулась Золотова Наташа. Возраст – 15 лет… Предположительно может находиться у своей бабушки Золотовой Марии Егоровны, проживающей…».
«21 мая с. г. из пос. Поречье угнана автомашина «ВАЗ-2101» красного цвета, принадлежащая гр-ну Белову. Примите меры розыска машины и преступников…».
А телетайп всё стучит и стучит.
Возвращаюсь к сержанту.
– Ну что?
Он прикрывает ладонью трубку.
– Муж у одной буянит…
И опять в телефон:
– Да-да… Успокойтесь, пожалуйста. Мы немедленно выезжаем.
Вот так… Ничего себе начинается денёк!
Выхожу в коридор, привычно поднимаюсь по крутой лестнице на третий этаж и иду в свой кабинет. В открытую форточку окна с улицы вливается всё тот же густой запах расцветающей сирени. Он снова возвращает меня к мыслям о Елене. Как любит она выискивать в её гроздьях «счастливые» соцветья! Вот придёт вечер, и я опять пройдусь по бульвару, накуплю для неё сирени. Пусть порадуется!
Улыбаюсь своим мыслям и принимаюсь за работу: пишу представления, справки, запросы. Жду вечера. И дождался. Телефонного звонка дежурного.
– Демичевский?.. Срочно с опергруппой на выезд!
Оказывается, сработала сигнализация фирменного магазина «Бирюза», торгующего ювелирными изделиями.
Не проходит и минуты, а наш «уазик», включив сирену, уже летит по улице. Сидим и гадаем, что там, в «Бирюзе»? И самые худшие предположения оправдываются – разбойное нападение.
«Как же такое случилось?» – спрашиваем в магазине. И вот что выясняется.
За пять минут до закрытия «Бирюзы» кто-то позвонил со двора у служебного входа. Думая, что приехали инкассаторы, директор магазина Шляпникова, пожилая дородная женщина, собирающаяся уйти через месяц на пенсию, спокойно открыла дверь и… отшатнулась.
Высокий молодой черноволосый мужчина с пистолетом в руке подтолкнул Шляпникову к её кабинету, рванул там со стола одну из инкассаторских сумок с дневной выручкой и перебросил сообщнице, такой же молодой особе, появившейся на мгновение за его спиной.
Ещё до того, как налётчик потянулся за второй сумкой, Шляпникова успела нажать потайную кнопку сигнала тревоги. Завыл «ревун». Преступник отпрянул, выстрелил, не целясь, и выскочил во двор. Громко хлопнула дверца машины, заурчал мотор, и через несколько секунд всё стихло…
Шляпникова выглядит испуганной, но невредимой. Только губы белые и трясутся.
– Да вы не волнуйтесь, не переживайте так, – пытаюсь успокоить её и коротко передаю в райотдел по телефону первые сведения о случившемся.
– Как не переживать?! – расстроенно всплёскивает она руками. – Ведь чуть всю выручку не унесли.
