Caroline Ronnefeldt
QUENDEL 2 – WINDZEIT, WOLFSZEIT
Copyright © Caroline Ronnefeldt, 2019
© Ueberreuter Verlag GmbH, Berlin, 2019
© Вера Гордиенко, перевод на русский язык, 2024
© Вера Соломахина, стихотворения, перевод на русский язык, 2024
© Агний Немов (Agniy ART), рамка на суперобложке и в блоке, 2024
© Екатерина Кравченко (Catherine Moirah), иллюстрация на переплете, 2024
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2024
Окутывая холмы серебристыми лентами, поднимается туман. Белая пелена скрывает границы, но ненадолго – путь открыт. Куда он ведет? Неведомо, ведь мы – ягнята, а наступает время волка. Вода замерзает, превращаясь в тонкий неверный лед, и мир становится хрупким. После короткой осени слишком рано наступает зима. Она проникает в пустой дом, и мы дрожим от холода. Тень нависает над землей, делая небо бледным, а солнце – слепым. В сумерки леса и луга окутаны тусклым сиянием дневного светила. Ночью луна, словно открытая рана, кажется кроваво-красной. В угасающем свете отвесные скалы тянутся друг к другу. Где вход, где выход? Ищите во тьме, в которой нет ничего и в то же время что-то скрыто. Морозный ветер проносится по ущелью и режет острые гребни скал. Слышите, как он воет? Время ветра, время волка.
Грохочут, будто боевые щиты, тучи. Это они, давно умершие, оседлали штормовой ветер и несут разрушение. Он придет с воронами, что несут черные тени. Он придет с мечами, что рассекают туман. И найдет тех, кто прячется от него, найдет по следу – и в грохоте, и в тишине.
Горе вам, ибо тень его нависла над землей. Я чувствую его. Я его вижу. И не только во сне. Не знаю, сплю или бодрствую. Не знаю, кто я и откуда.
Глава первая
Из-за ближних и дальних холмов
За что мне боль такая?
Я, будто в полусне,
Проталины считаю,
Лес слышу в тишине.
Тьма с неба нависает,
Не изменить черед.
За что мне боль такая?
Когда ж покой придет? [3] Йозеф фон Эйхендорф. Дань умершим
Одинокий всадник подъехал к дороге с берега Холодной реки. Похоже, он не спешил, потому что опустил поводья, позволяя пони шагать неторопливо, как тому вздумается. Погруженный в размышления, всадник ссутулился в седле, устало склонив голову, и лишь изредка поглядывал вокруг, словно проверяя, нет ли угрозы там, куда он направляется. Однако в тени высоких деревьев царила неподвижность. Чуть отступив от берега реки, деревья рядами высились по обеим сторонам неуклонно поднимающейся в гору дороги, их могучие стволы заслоняли собой луга и поля речной долины.
Совсем недавно пони и всадник прошли по старому каменному мосту через широкую реку у подножия замковой скалы. Еще двадцать шагов в гору, и из полосы бледного солнечного света они войдут в торжественный полумрак старой аллеи. «Елки-поганки, липы! Сплошь липы, как будто других деревьев нет на свете», – подумал всадник, глядя вперед поверх головы своего пони.
Если бы он подъехал к мосту с противоположной стороны, то невольно остановился бы, любуясь великолепным зрелищем. Ведь всякий, кто спускался по аллее из Вороньей деревни, непременно устремлял взгляд к конечной точке на холме. Там, на отвесной скале, еще издали была видна Воронья твердыня в обрамлении деревьев – руины замка словно парили в воздухе, полускрытые у основания стелющимся над рекой туманом. Окруженное крепостными стенами, здание вздымалось на головокружительной высоте над водами Холодной реки. На скале виднелись развалины и других построек, без крыш, с зияющими оконными проемами. И скала, и башни замка тянулись к небу, такие тонкие и высокие, что их очертания точно вписывались в проем, открывавшийся с липовой аллеи. Чем ближе подъезжал путник, тем дальше отступали ряды деревьев, а руины неуклонно вырастали, грандиозные и пугающие. В вышине над древними стенами кружили черные птицы, разрывая воздух хриплыми криками. В сотнях ниш гнездились в основном галки, но встречались и крупные вороны, обитавшие здесь с незапамятных времен и давшие название замку. Убежище свое они делили с пустельгами, совами и другими воронами, которые селились на деревьях у подножия скалы. Ни один голубь не осмеливался залетать в это опасное место.
Всадник спиной чувствовал Воронью твердыню. Он ни разу не обернулся в седле. К развалинам он подъехал всего два дня назад и сразу же подстегнул пони. Утро выдалось особенно туманным, как часто бывает поздней осенью, в месяц Туманной Луны, – только по календарю лето еще не подошло к концу. Однако погода была такой мрачной, словно в этом году позабыла о золотых днях Грибной Луны и перескочила прямиком в холодный сезон, не оставив воспоминаний о последнем всплеске солнечного тепла. Погожих дней оставалось мало, а вместе с ними и радостей по сезону, вроде солнечной ванны на скамейке в саду, пикника после сбора грибов и ягод или прогулки в лучах вечернего солнца – прощания с летом. С середины Желудевой Луны небо частенько затягивали тучи, и пасмурность накладывала отпечаток на холмы и настроение их обитателей, которые связывали странную погоду с тревожными событиями одной поздней летней ночи, известной теперь как Волчья ночь. Почти повсюду в стране происходили необъяснимые и даже ужасные события, внезапной бурей застигая жителей.
«Хотя не все Холмогорье пострадало так сильно, как деревни возле Сумрачного леса и их окрестности, однако от этого не легче», – с тревогой подумал всадник, направляя пони обратно к середине дороги. Животное сбилось со степенного шага, чтобы уверенно направиться к аппетитному клочку травы на обочине, и теперь повиновалось приказу хозяина с недовольным фырканьем, вспомнив о своем превосходстве четвероногого.
– Поторопись к нашей старой липе, мой драгоценный Фридо. Будь так добр!
Гнедой пони перешел на рысь, унося всадника под сень деревьев. Здесь было прохладно и тихо. Когда Фридо вернулся к неторопливому аллюру, седок отпустил поводья. Так легче думалось, а ему стоило собраться с мыслями до того, как начнется неизбежная суета. Ради такого можно было и приехать чуть позже, чем он обещал.
Прежде чем вернуться к размышлениям, приноровившись к мягко покачивающейся походке Фридо, всадник привычно окинул взглядом окрестности. И вдруг выпрямился и резко натянул поводья. Пони остановился и навострил уши: из-за ствола липы, примерно в тридцати шагах, выскользнула фигура. Не слишком высокого роста и в одежде цветов леса, что делало ее почти невидимой. И все же всадник не преминул отметить, что неизвестный нерешительно ступил из-за деревьев слева от дороги, оглядываясь настороженно, будто олень. Очевидно, услышал топот копыт и понял, что кто-то приближается от реки.
«Он показался, не стал прятаться, а значит, не боится, – подумал всадник, в очередной раз досадуя на свое недоверие. – Дрожащее ты желе! Может быть, тот, кто стоит там, в тени, не имеет ни малейшего злого умысла и просто бродит по холмам. Да и на вид он довольно хилый». Однако с Волчьей ночи путник во всем и всегда видел угрозу и порой не знал, что это – обычная осторожность или неизбывный страх, иногда даже перед собственной тенью.
