Мать снова в слезах, избитая отцом, лицо опухло от побоев, глаза затекли. Такая картина практически ежедневно вставала перед Елисеем и его двумя младшими братьями, Юлием и Виталием.
Отец закрывал сыновей в спальне, а мать их, свою жену, начинал методично избивать, приговаривая в пьяном угаре:
– Это тебе от татаро-монгол, чтобы помнила трехсотлетнее иго. Вот так бьют татары!
Елисей и братья громко плакали и кричали, стучали в закрытую дверь, но все тщетно. Отец по-прежнему продолжал избивать их мать, а она кричала – звала на помощь, которой никогда не было.
Улица в их селе в глубинке Центральной России в народе именовалась «война и мир», ибо практически в каждом доме слышались скандалы, отборный мат да избиение местными главами семейств своих жен. Особенно с наступлением темноты крик и вопль женщин да их детей в летнее время превращали самое сладкое время года в кромешный ад, а в зимнюю стужу вой вьюги да танец пурги отдыхали по сравнению с истошным ревом жен и детей, когда отцы семейств продолжали в пьяном угаре глумиться над своими спутницами жизни.
На Руси была и есть такая поговорка: если бьет – значит, любит. Вот так местные мужики в большинстве своем выказывали свою «любовь» к женам. Да и по всей России было принято отрываться на женах рукоприкладством – дескать, знай, баба, кто в доме хозяин. Вот они и знали, что без тумаков нет счастливой жизни. «Раз бьет – значит, помнит обо мне», хотя в душе эти несчастные женщины хотели бы иной жизни, но она могла бы им только сниться.
Если отца рано не было дома, то Виталина и дети знали, что ночь будет бессонная. Если успевала до приезда мужа, то уходила с детьми к соседям в хлев, чтобы переждать гнев тирана-мужа, пока тот протрезвеет.
Елисей хорошо помнил соседских коров, овец да свиней. Наверное, мог по их рылам и мордам всех узнать сегодня. А вот птицу он что-то не вспомнил, обычно кур и гусей практически все держали, у некоторых были еще утки.
Как правило, приходилось бежать в хлев к крестной Елисея, тете Ане, которая сама подвергалась побоям от своего мужа – друга мужа Виталины. Они, когда распивали спиртные напитки, смело делились своими «подвигами» – кто и как накануне избивал свою жену и как они сегодня пойдут и продолжат свое утверждение в роли глав семейств.
Хлев был спасительным плотом для Виталины и детей, обычно в зимнее время года, а вот в более теплое это были кусты да бурьян где-то недалеко от дома.
Елисей помнил много эпизодов набегов своего отца с кулаками на мать, но один по сей день стоит перед глазами:
«У отца было одноствольное ружье. Так вот, он как-то зимой пришел домой вечером настолько пьяный, что на ногах еле стоял. Начал кричать и требовать еду, при этом оскорбляя мать последними словами. Мать послушно накрыла на стол, но ему, как всегда, все не понравилось. Конечно, все полетело в потолок и в бедную матушку.
Мы принялись кричать и плакать, а он начал избивать ее, все швырять на пол, затем достал ружье. Он еле стоял на ногах, непонятно каким образом вставил патрон и выстрелил прямо в зале дома. Попал в сервант – зеркало, стекло, какая-то посуда вдребезги.
Немного покачавшись, он приказал матери и нам всем (а мне тогда было около пяти с половиной лет, Юлию – четыре, а Виталию – три, где-то примерно в этом диапазоне) выйти на улицу практически в чем мать родила. Мать в женской ночной рубашке, а мы все – в классике советского времени – в белых маечках и черных трусиках.
Я помню, как мы стояли на снегу – было темно, завывала вьюга, только свет из окон коридора освещал эту зловещую картину, а родной отец с ружьем, направленным на нас – его жену, нашу мать, и его же детей… Память словно отрезало, совсем не помню, чем все закончилось.
И подобных эпизодов было множество, так что из детства мало что можно было вспомнить хорошего, кроме заботы матери да трехколесного велосипеда, который сломала соседская девочка Тая, старше на семь лет, усевшись на него.
Часто приходилось ждать и слушать в вечернее время на пороге дома (причем уши держать на стреме), как машина главы семейства приближается к дому. Значит, пора текать – хорошего не жди».
Елисей спрашивал у матери, как она познакомилась с отцом.
– Как познакомилась? На Дальнем Востоке, в Хабаровске. Я туда попала по распределению из Курского пищевого техникума. Работала технологом, а по совместительству директором вагона-ресторана на поезде Хабаровск – Москва. А он проходил срочную военную службу в рядах армии СССР. Вот так и познакомились, там и поженились – Инна в Хабаровске родилась.
Инна – старшая сестра Елисея, Юлия и Виталия. Ее по приезду в Орловскую область дедушка с бабушкой – родители Виталины – забрали в двухлетнем (или еще двух не было) возрасте и воспитывали до шестнадцати лет, ибо видели, как тяжело приходится их дочери с непутевым мужем, теперь их зятем.
Елисей продолжал спрашивать:
– Он всегда был такой? Зачем ты тогда вышла за него замуж?
Мать отвечала:
– Как поженились, так он словно с ума сошел. Начал бить меня, голодала, а ведь у меня Инна уже была на руках. Он после службы в армии устроился работать в милицию водителем. Пристрастился к алкоголю, денег совсем не давал. Я решила вернуться и быть поближе к родителям, хотя бы с голоду не дадут умереть. Да думала: может, переехав с Дальнего Востока, он изменится. Да не тут-то было, стало еще хуже – он стал бить до посинения, пить еще сильнее да гулять от меня с женщинами без конца. Вы уже тут родились.
Мать говорила о Елисее и его братьях.
Елисей с детства думал и мечтал, что когда вырастет, убьет отца. Часто вспоминал 10 июля 1981 года, когда отец наехал на мать на своей грузовой машине. Мать осталась жива, но был открытый перелом бедра – она долго лежала на вытяжке в больнице. Мать простила, отец получил условный срок. Даже после этого он не изменился. Несколько раз приезжал из соседней деревни, где находился родительский дом. Младший почти двухметровый брат Виталины Савелий одним ударом бил в лицо мужу Виталины, тот какое-то время лежал в крови под столом, а дядя Елисея забирал сестру с детьми и вещами в родительский дом. Через некоторое время отец Елисея просил прощения у Виталины, и она с детьми возвращалась домой, но буквально через короткое время все повторялось.
