События, что так внезапно ворвались в размеренную жизнь человечества. Да, впрочем, вероятно, как и любые другие угловатые события мира, они по своей природе уже изначально несут в себе какую-то тайную мощь всеобъемлющей лавины, которая так или иначе, неизбежно обязана войти в жизни каждого человека. После чего и включаются какие-то новые порядки, начинаются какие-то всеобщие изменения, расставляются акценты, а также порождается новый рассеянный звон домыслов, помыслов, всевозможных правых-левых мнений, различных путаных версий и следствий. И наряду с этим всеобщим социальным головокружением на события 2020-го года также свой особенный взгляд имели некоторые отличные умы. Этот уж действительно непростой период жизни на планете представлялся им несколько иначе. А если быть точнее, эта неприятная событийная данность виделась им как некое отражение какого-то прошлого, а быть может, даже и будущего. Ведь в той теории нескончаемых игр времени в калейдоскопе мира там попросту нет места для линейной логики. И отражения те выглядели вовсе не как односложное отзеркаливание какого-нибудь там некогда случившегося исторического факта с предсказуемыми углами падения и отражения. А выглядело это всё как нечто большее. Гораздо большее. Вся та система особого взгляда скорее походила на какой-то извилистый лабиринт со сплошь зеркальными путями, пред которыми то и дело падают ниц все доселе известные человечеству законы. Там меняются формы, лица, обстоятельства, там даже время имеет свой особенный ход. И вот он, миг, 2020-й год. Это тот миг, когда нутро лабиринта вновь ожило и низвергло нужный луч на нашу событийную поверхность, внося тем самым в текущую реальность какую-то смуту и оставляя, разумеется, таким образом, на очередном витке истории свою непоколебимую печать. По сути-то любая былая увесистая оплеуха в персональной ли или же в общечеловеческой жизни – она рано или поздно возвращается, хотим мы этого или нет. Только вот весь курьёз заключается в том, что внешний вид той былой пощёчины, её качества, цели и обстоятельства – увы, теперь они уж совершенно иные. А человечество, тем временем, привыкшее жить и мыслить в рамках лишь трёхмерного понимания мира, правители, люди – все они, поочерёдно упираясь крепким лбом в этот неожиданный тупик, они все как один начинают воспалёно сетовать: «Нет, ну мы, конечно же, знали, готовились, предвидели, но мы же ведь ожидали другую беду, события совершенно иного формата!…». И так вот, по сути, исторически и выходит, что любая беда, по своему обыкновению циклична. Она сменяет маски, эпохи. Она трансформируется и мерно движется по тому хитрому лабиринту, в котором ничто и никогда не исчезает, а лишь ходит всё по кругу каким-то асимметричным колесом, которое и порождает все события и обстоятельства в нашем стихийном мире.
Краски сгущались несказанно быстро. Народ толком даже ничего не успевал понять. А тем временем каждая страна одна за другой закрывали свои границы на ключ. Вновь обнаружился некий вирус, точнее даже сказать, группа вирусов, крепко сплоченных воедино по своей внутри функциональной иерархии, где каждый из них чётко и последовательно выполнял свою роль. Самые примитивные из них были ответственны за воздушно-капельную сферу. Они скоро распространялись, подкашивали иммунитет и повышали температуру тела. Чуть позднее уже другой спецназ становился причиной для сухого едкого кашля, а также для хаотичного беспокойства и расстройства внутренних органов, что порой приводило медиков к черте непонимания и откровенного помешательства. А чуть позднее расцветал ещё один тайный элемент этой вирусной спайки. А вызывал он в организме человека нарушения углеводного обмена. Гипофиз кипел, рвалась к свободе поджелудочная, инсулин тёк рекой, и, как следствие, у масс появлялось неутолимое чувство голода. И когда вирус уже выявили окончательно спустя несколько недель в режиме пока что лёгкого, но настороженного карантина, то единогласно сочли этот временный подъём жизненной энергии за финал и принялись повально вводить пациентам вакцины, которые, опять же с лёгкостью изобрели ведущие специалисты страны. И всё бы ничего, вроде бы как и недуг повержен, и грамоты, премии полетели вместе с торжественным лизоблюдством прямо в СМИ. Но, как говорится, ничто не вечно под Луной. Вскоре начали происходить странные вещи. Неразрешённых сомнений на счёт данного вируса оставалось достаточно много, но показательная медицина на политической и экономической аренах давно уж в ссоре с истинами Авиценны и Гиппократа. В одной экспериментальной клинике, где впервые и была сделана инъекция вакцины, там-то и случился первый инцидент с летальным исходом.
– Слушай, Степаныч, это обычный случай. Пациент умер от недостаточности. Да, он был заражён этим вирусом, но пойми, у него и без того там болезней целый букет был. Пойми! – негромко, но всё же как-то напористо говорил главврач экспериментальной больницы Николай Николаевич главному ревизору – эпидемиологу, стоя посреди своего кабинета, который постепенно погружался в сумерки надвигающейся ночи.
– А ты меня пойми! Я просто обязан доложить наверх! Это тебе не «ветрянка» какая-нибудь! Комитет, знаешь, мне итак яйца сжимает каждый день, и я не хочу, чтобы это грёбаное положение усугубилось! – вольно отвечал эпидемиолог своему другу и одногруппнику ещё по институту.
Главврач устало и чуть ли не шоркая ногами, прошёл к своему столу, включил настольную лампу, тяжело вздохнул и рухнул в кресло.
– У меня весь персонал измучен уже. Они уставшие как черти! И вот когда почти настал тот момент, когда можно вновь начать работать всем по графику, с выходными, проходными, отсыпными, – протягивая, он акцентировал слабым голосом, – А тут ты берёшь и требуешь, чтобы все сейчас снова взяли и оставались на своих рабочих местах до объявления результатов вскрытия и выводов лаборатории? Ты псих! – произнёс он с дружеской иронией. Главврач ленно повернул к нему голову и, заприметив неподвижный его вполне серьёзный томный взгляд и застывшую его фигуру посреди кабинета, он всё же сдал оборону.
– Ладно. Садись уже, а то встал тут как буй посреди кабинета.
Николай Николаевич с недовольным лицом нехотя потянулся к телефону, но тут же сменил направление. Открыл дверцу и достал из шкафчика коньяк, пару рюмок и какие-то орешки.
– Давай уже, звони! Чего ты резину то тянешь?
– Да сейчас наберу, налью и наберу. Нам долго тут ещё с тобой гутарить. До утра, как минимум. Пока морг там разродится, пока лаборатория раскачается. А всё из-за твоей упёртости! – по-дружески бурчал Николаич. Он разлил коньяк и молча поднёс рюмку ко рту. Зазвонил телефон. Несколько секунд поколебавшись, про себя отчаянно ругая упрямый и назойливый источник, нарушающий вечернюю тишину, он всё же сделал выбор, явно не в пользу требующего его абонента.
