Если бы мне кто рассказал подобную историю, то я или не поверил бы, или покрутил бы этому человеку пальцем около виска, или просто посчитал его сумасшедшим. Но эта история, на счастье или на несчастье, произошла со мной. А себе я привык доверять. Поэтому расскажу вам всё, как было на самом деле, без прикрас и вымысла. Как говорится, за что купил ― за то и продал. Началась же эта история в самом конце учебного года, за две недели до моего четырнадцатилетия.
Уже шесть лет как я занимаюсь классической гитарой. После уроков в обычной школе без всякого предчувствия я пришёл в музыкалку, не успев забежать домой, чтобы пообедать. В этот день я с преподавателем готовился к переводному экзамену: отрабатывал крещендо и диминуэндо в «Пьесе в стиле фламенко» Ларичева.
За окном во всю цвела поздняя весна ― моё любимое время года. Уже отцвели берёзовые бруньки. Омытая майскими грозами природа успокаивалась, давая отдохновение аллергикам вроде меня. И вообще, вокруг разлилось то, что в народе называют благодатью.
Но в музыкальном кабинете было душно. Я хотел поскорее покончить и с Ларичевым, и с гаммой, и техническими вопросами и пройтись по нашему сосновому парку: послушать звуки взрывающихся почек, поглазеть на юную свежую зелень, вдохнуть всем своим существом запах сирени. Но я сидел, точно пыль, прибитая дождём, на чёрном потрёпанном стуле, нога моя стояла на чёрной затоптанной подставке, чёрные ноты, словно издеваясь, корчили мне свои гримасы, а мой чёрный ремень предательски впился в мой урчащий живот. И в этот самый момент кто-то аккуратно постучал в дверь.
На пороге появился высокий мужчина зрелых лет. У него была абсолютно белая, аккуратно зачёсанная шевелюра, абсолютно белая, идеально ухоженная борода, пронзительные, глубоко посаженные тёмные глаза, впечатляющий лоб с большими лобными буграми. Но поразительнее всего была одежда. На нём был чёрный в пол кожаный блестящий плащ, подхваченный таким же ремнём, на бляхе которого рисовался череп Адама. В руке мужчина держал непривычную для нашего времени трость с изящной формы рукоятью. Из-под плаща выглядывали мягкие, по всей видимости, удобные, ручной работы туфли. Я не совсем внимательный человек, но все эти детали мой мозг отсканировал мгновенно. Было предчувствие, что с этим челом мне придётся не раз иметь дело.
При виде незнакомца Татьяна Владимировна, мой преподаватель, так и расплылась в улыбке, которую я на ней никогда не видел. Мужчина галантно кивнул и сказал:
– Сударыня, прошу прощения за вторжение и прерывание занятия. Урок ― это священно! Ни один человек в мире не может и не должен нарушать его ход, как и ход времени. Но у меня на то столь важная причина, что я вынужден пойти на это преступление.
– Что Вы, что Вы, Пётр Ильич, не беспокойтесь, тем более, что мы уже заканчиваем, ― отозвалась Татьяна Владимировна, всё это время сидевшая, будто заворожённая.
– Ваш ученик, Владимир Русов, выиграл конкурс сочинений «Россия будущего». Я должен вручить ему пригласительный билет в Лагерь, ― при этих словах мужчина протянул мне конверт и добавил: ― Очень надеюсь, что Вы, Владимир, примете правильное решение. ― Затем обратился к Татьяне Владимировне: ― Ещё раз прошу прощения. ― И, поклонившись, вышел.
Татьяна Владимировна как сидела с блаженно-замороженной улыбкой, так с ней и осталась. Я подошёл, поводил перед её лицом рукой, пощёлкал пальцами около ушей, проверяя рецепторы, и спросил:
– Кто это был?
Татьяна Владимировна перевела взгляд от двери на меня и удивлённо спросила:
– Ты разве не понял? Это же Чайковский!
Я вытаращил на преподавателя глаза и, понимая, что кто-то из нас спятил, сказал:
