ГЛАВА 1.
– Лийка, пойдем гулять!– у окошка нарисовалась довольная физиономия Инки, моей соседки и подружки.
– Ин, я шью! – в подтверждение своих слов я сунула в окошко растянутое на пяльцах полотенце, которое мучила с самого утра. Пальцы были исколоты иголкой так, что я их уже почти не чувствовала. Никакие наперски не помогали. Но матушка настаивала на том, чтобы сегодняшний день я посвятила созданию своего приданого, так что деваться было некуда.
– Ну Лий, ну пойдем, а! Хочешь, я сама у тети Уллы попрошу, а то мамка сказала, что только с тобой меня отпустит!
Я вздохнула. Вышивать я терпеть не могла и сейчас, когда солнышко уже садилось и наступала вечерняя прохлада, гулять хотелось невозможно.
– Ну только если сама, – неуверенно протянула я, – но иди скорее, а то она скоро на дойку пойдет!
– Ага, – радостно кивнула Инка и, взмахнув тощими косичками, опрометью бросилась к калитке, идущей в маленький огород.
Я с тоской посмотрела ей в след. Соседка была младше на два года и её еще не заставляли день-деньской сидеть над вышивкой.
– Тетя Улла, – донеслось издалека, – а пустите Лийку гулять!
Ответа матери я не услышала, но судя по радостному:
– Ага, спасибо, тетя Улла, – меня отпустили.
– Лийка, – Инка кричала уже откуда-то из сеней, – бросай свое полотенце, тебя отпустили!
Но я и сама уже торопливо складывала как назло запутавшиеся нитки. Нужно успеть сбежать, пока маменька не передумала, а то она может ведь и другую работу задать!
Уже не надеясь распутать проклятые клубочки, я сунула их в полотенце, замотала в сверток и спрятала тот подальше в сундук. Схватила частый гребень и начала переплетать косу. Инка скакала вокруг меня как кошка за солнечным зайчиком, приговаривая:
– Вот это волосы! Вот это красота!
Толстая русая коса легла кольцом вокруг головы и я быстренько натянула свой любимый синий сарафан. Темно-голубая ткань отлично шла мне, подчеркивая белизну кожи.
– Какая же ты красиииивая, Лий, – завистливо протянула Инка, когда я подхватила синенькую же косынку и поспешно выбежала на крыльцо, – не удивительно, что сам сын старосты к тебе сватается!
В голосе девчонки явно слышалась зависть, а вот я от упоминания Финна как-то сникла. Он же тоже будет на гульбище, значит придется улыбаться ему и делать вид, что его взгляды мне нравятся. Брр! Финн был уже взрослым парнем: ему в этом году исполнилось девятнадцать и по меркам селища он считался бы перестарком, если бы не был самым завидным женихом на несколько деревенек окрест. Отец его, герр Олаф был не только старостой, но и самым богатым человеком в округе. Он держал единственную на реке мельницу и трактир на столичном тракте. Так что вместо того, чтобы жениться в семнадцать и привести в дом работницу, Финн учился в городе и окончательно вернулся домой только этой весной. И сразу же положил на меня глаз. Я пыталась его сторониться, но гульбище у нас одно, так что приходилось или сидеть дома или терпеть его взгляды: такие горячие и липкие, что уши от стыда гореть начинали, словно я перед ним была совсем голая. А вчера к нам герр Олаф приходил и они с отцом о чем-то долго-долго беседовали и судя по тому, что сегодня матушка засадила меня за приданое – договорились.
Идти на гульбище резко расхотелось.
– Ин, я это, наверное домой пойду, – сказала я, резко останавливаясь, – что- то расхотелось мне гулять!
– Ты чего? – подружка по инерции пробежала ещё несколько шагов вперед и изумленно обернулась, – там же все будут!– и видя, что я повернула к дому, заныла, – Ну Лиечка, ну миленькая, ну пойдем пожалуйста! Меня же мамка только с тобой отпустила, а если узнает, что я одна была, хворостиной накажет и больше до самого Летнего дня на улицу не пустит!
До летнего дня было еще больше трёх седьмиц и я сдалась, потому что мама у Инки и правда была женщиной суровой и вполне могла осуществить обещанное.
Мои опасения полностью оправдались: Финн присутствовал на поляне, где по вечерам собиралась сельская молодежь, и был центром компании. Женатые парни и замужние девчонки на гульбище не ходили, так что он был здесь самым старшим, а следовательно и авторитетным. Завидев меня, парень как-то нехорошо улыбнулся и позвал:
– Иди сюда, Лия! Я тут тебе местечко придержал, – и столкнул с бревна рядом с собой молоденького мальчишку.
Я остановилась. Сидеть так близко от Финна не хотелось, но если меня и вправду просватали, так осенью он меня женой возьмет. И там не только сидеть, лежать рядом придется! От таких мыслей заалели щеки, но я покорно подошла к парню и села рядом. Чтобы почти мгновенно гневно вскочить и, развернувшись, влепить ему пощечину, потому что Фил ловко подхватил меня и пересадил к себе на колени, успев при этом огладить бедра и задеть рукой грудь. Нравы у нас были строгие и позволить такие вольности, означало прослыть по всей деревне гулящей девкой. Вот и не стерпела я, правда, почти сразу же об этом пожалев, потому что вскочивший с бревна парень был не просто зол, он был в ярости.
– Да ты что? – заорал Финн, хватая меня за плечи, – ополоумела? Я же жених твой, сговоренный! Муж будущий!
Меня затрясло. Финн был так страшен, что я сразу вспомнила, что после окручивания девица переходит в дом мужа, под власть мужа и тот волен распоряжаться ею по своему усмотрению. Даже убить, если заслужит! Правда, при этом приходилось возвращать родителям данное за неё приданое. А ещё мужчина мог взять второю жену, если, конечно, он был в состоянии её обеспечить. Но семья Финна, как раз, в деньгах не нуждалась. А герр Олаф имел не только двух жен, но и молоденькую совсем служанку, привезенную прошлой зимой из города. На глазах вскипели злые слезы, побежали по щекам горячими каплями и я, рванувшись, кинулась прочь, подальше и от костра, и от смущенно молчащих подружек, и от не смеющих возразить своему предводителю парней!
Весь вечер я просидела под большой плакучей ракитницей на берегу ручейка. Идти домой пока не стемнеет было нельзя, потому что Финн умудрился порвать мне рукав сарафана и если я в таком виде покажусь в селище или попадусь на глаза родителям, не избежать мне порки. Какое-то время на лугу было тихо, потом снова зазвучали веселые разговоры и смех, кто-то заиграл на дудочке и запел.
А я сидела совсем одна на выступающем из земли корне, замерзшая, несчастная и думала:
– Дай только Великий домой добраться и больше я на эти гульбища до самого Летнего дня не пойду!
Наконец шум на поляне стих и я, выждав еще немного, поднялась на затекшие ноги и поковыляла домой. На поляне было пусто и я почти бежала, стремясь скорее нырнуть под теплое одеяло и согреться. Вот только, стоило мне оказаться рядом с деревенским сеновалом, как ноги сами собой приросли к земле. Там кто-то был! Кто-то знакомый!
