Выйдя на улицу, Ляптя зашла в прилегающий парк с сиренью, присела на лавочку, грустно посмотрела на школу.
– Ну, что подруга. Уезжаю в город. Страшновато немного. Батько говорит, что город – это монстр, пожирающий людей, но меня он хрен сожрёт. Подавится. Я стану Викторией. В школе хорошо было. Всё знакомо, а в городе тьма полная.
Она задумалась, потом радостно хлопнула ладошками.
– А чё? Защитимся. Трудно ему написать. Печать пришлёпать. Ни один городской козёл тогда не придерётся.
Она встала и направилась в отдел полиции. Хотелось есть. Дорогой встретила соседку Катерину, которая тешила в корзинке яблоки на рынок.
– Дай яблочко, – сказала Ляптя. – Жрать больно хочется, я тебе потом верну.
– Бери.
Яблоко Ляптя засунула в карман: съем потом.
Дежурный полицейский никак не хотел её пропускать, но пропустил, слетев со ступенек от мощного толчка Ляпти.
Начальник полиции: лейтенант Иван Иванович (Посельчане звали его по – свойски Иваныч) тайком опохмелялся в своём кабинете, наливая из фарфорового чайника коньяк в гранённый стакан, когда вошла Ляптя.
– Уезжаю учиться в столичный город, Иваныч, – бодро сказала Ляптя. – Пришла попрощаться и кое – что получить от Вас. Чайком балуемся? – Она потянула носом. – У. Коньячок. Один раз нюхала, когда Вы пьянствовали на свой день рождения в бусугарне. Батько был в стельку, а я Вам играла на гармошке.
– Ты зачем сюда припёрлась, я тебя не вызывал, – зло бросил захваченный в врасплох Иваныч. – Это не коньяк, а чай.
– Дайте попробовать.
– Здесь не чайная. Говори, зачем пришла.
– Город штука опасная, Иваныч. Там и стреляют, и убивают, так вот я хочу попросить Вас дать мне разрешение на ношение личного самопала, чтоб защищаться, когда нападать станут. Напишите такую бумажку. Я такой – то такой разрешаю такой – то такой, личный самопал ну и так далее, а потом для крепости проштампуем ещё у нотариуса.
Иваныч (начальник полиции) дико посмотрел на Ляптю. Она – дружески на него. Минут пять стояла тишина. Хмельные глаза Иваныча внимательно изучали Ляптю. Ляптя одичавшее лицо Ивыныча, который не мог прийти в себя от такой – то такой с личным самопалом Ляптя подсунула лежащие на столе бумажный лист, ручку, печать. Иваныч отпихнул.
– Что Вы отпихиваете, – возмутилась Ляптя. – Берите ручку, пишите и ставьте печать.
– Ты что охренела, мать твою? – прошептал Иваный, дёрнув полный стакан конька. – Такой – то – такой. Личный самопал при тебе, – быстро спросил он.
Ляптя пододвинулась к столу, Иваныч отодвинулся. Ляптя сунула руку в карман, чтобы взять яблочко и грызнуть. Иваныч побледнел и, сорвавшись с кресла, рванул к двери, истошно завопил.
– Тревога. Меня убивают.
– Да что Вы так кричите. Никто Вас не собирается убивать. Я прошу Вас дать мне разрешение с печатью на ношение личного самопала, чтоб жизнь свою сохранить. А самопала пока нет, но я его за секунду сделаю.
– Я тебе сделаю, мать твою, – облегчённо вздохнул Иваныч. – На пятнадцать суток посажу. Разрешение дай ей на ношение личного самопала. Мотай отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели. Ты мне нервы подорвала за всё время пока жила в посёлке. Дежурный, – завопил он. – Выведи её и больше не пускай, чтоб не говорила. Только через твой труп.
– Чокнулся.
Ляптя зло сплюнула и направилась домой.
Сало
Недалеко от дома, в котором Ляптя снимала комнатку, находился обширный рынок со смешанным запахом еды и пота.
Возле входа продавались полужареные шашлыки, замасленные чебуреки, пирожки, полуварённые початки кукурузы, на столиках громоздились бутылки пива, сушёная рыба, водка, дымились сигареты, валялись бычки, шумели пьяные разговоры. Вещевые палатки загружались всем тем, что можно было продать, обменять, украсть, заложить…
Ляптя, ещё не остывшая от съёмок фильма «Удар Торнадо», направилась к администратору рынка с мыслью, что неплохо было бы пополнить карманный бюджет.
Она прошла между торговыми рядами. На прилавках был азиатский и южный рай, который таранил глаза Ляпте, расширяя их до немыслимого предела. Отечественный находился за железными воротами, где Ляптя наткнулась на бывшую лифтёршу. Бабушка торговала морскими водорослями в самодельной плетённой из лозы корзинке. Она была не в милости у Отечества и не выдерживала конкуренции.
Азиаты и южане затаривали рынок солнечными дарами и платили сумасшедшие бабки за место под Солнцем.
